— Помните, паразиты: подломаете на посадке машину — всем нам тюрьма!
Пилоты осматривались в кабинах, щупали секторы и приборные доски — как давно они все-таки не летали. Вадим выглянул за борт, в его глазах сверкнули искорки отчаянной смелости.
— Контакт!..
— От винта!
Что вы думаете: запустился мотор с первого оборота. Наскоро прогрели его. Вадим сбавил газ до минимального и лихо взмахнул руками, что означало: убрать колодки из-под колес.
Колодки убраны. Можно выруливать и взлетать…
В ту самую минуту, когда Вадим осматривался перед прыжком в воздух и винт "молотил" на малых оборотах, со стороны безлюдной степи донесся звук выстрела. За ним прогремел второй.
Все, в том числе и пилоты из своих кабин, увидели бегущего человека. Он что-то кричал, размахивал ружьем.
— Поверяющий. С тыла зашел, — обреченно проговорил начальник караула.
Мотор был выключен. Курсанты-часовые, кому полагалось в то время нести вахту, бросились на посты. А карнач побрел к помещению караулки не спеша, ссутулив плечи. Сразу сделался на полголовы ниже.
Никогда поверяющие не заходили с той стороны, всегда шли через овраг по мостику. А этот решил совместить приятное с полезным: отправился в степь поохотиться на зорьке, а уж на обратном пути завернул на аэродром. Вот почему он появился так внезапно.
В караулке они стояли навытяжку, не смея оторвать глаз от пола, а младший лейтенант сидел около столика, широко расставив колени, упираясь в них кулаками, — как недоступный грозный судья.
Вадиму Зосимову лицо младшего лейтенанта показалось знакомым, но он никак не мог припомнить, где и когда его видел раньше.
— Совершено два преступления, — говорил младший лейтенант, растягивая слова. — Во-первых, часовые покинули посты, оставив объекты без охраны; во-вторых, была попытка самовольного взлета на ПО-2. И то и другое карается судом военного трибунала, особенно — первое. Уйти с поста, бросить самолетную стоянку на произвол судьбы! Подходи, вредитель, и учиняй любую диверсию, жги самолеты, кромсай от крайнего и до последнего… Так, что ли?
Гнетущее молчание.
— Так, я спрашиваю?! — закричал младший лейтенант, заставив шеренгу вздрогнуть.
Но никто не промолвил слова в ответ. Разве не ясно, что все обстоит именно так?
Младший лейтенант прищурил глаза, понизил голос:
— По законам военного времени знаете, что за это полагается? Минимум десять лет тюрьмы. Минимум!
Он не шутил и не пугал их зря. Теперь до сознания Зосимова, Булгакова и всех других дошел страшный смысл того, что они совершили. Час или полтора младший лейтенант "вправлял им мозги", ругал как хотел, разговаривал с каждым в отдельности и со всеми сразу.
— Идет тяжелейшая война. Родина в опасности. Лучшие патриоты на фронтах проливают кровь и гибнут, — рубил младший лейтенант короткими фразами. — Вам в тылу предоставлена возможность учиться и стать летчиками. А чем вы ответили на это? Воинским преступлением? — Он обвел их презрительным взглядом: — Эх вы!..
Повернулся к столу и стал что-то писать в постовой ведомости. Ясно, что он там напишет: приговор курсантам шестнадцатой группы. Прощай теперь, авиация, прощайте, мечты! Впереди бесконечные годы тюрьмы, какого-то существования, совсем непохожего на жизнь, и лучше умереть, если так. Вадим Зосимов решил, что он покончит с собой. И, пожалуй, откладывать надолго не стоит; уйдет поверяющий — Вадим встанет на пост и сам себя расстреляет.
В девятнадцать лет — смерть. Сдавило горло, будто его перехватила безжалостная костлявая рука…
Закончив писать, младший лейтенант сердито швырнул ручку, и она покатилась по столу, оставляя на подстеленной газетке чернильные кляксы.
Встал, посмотрел на курсантов. Как на смертников посмотрел — с жалостью.
И тут Вадим вспомнил, где он встречался с этим человеком. Серое утро, пустой и холодный спортзал… С новичками разговорился тогда симпатичный младший сержант, кажется, Дубровский по фамилии. Точно, он! Уже младший лейтенант — видно, после выпуска направили сюда, в школу, работать летчиком-инструктором.
Младший лейтенант ушел.
Несколько минут курсанты продолжали стоять в оцепенении.
Начальник караула нехотя потянулся к постовой ведомости, лежавшей на столе.
— Что он тут хоть написал. За что нас расстреливать будут…
Прочитав первые строчки, карнач припал к столу, обеими руками притиснул ведомость, будто она могла сейчас ускользнуть от него, выпорхнуть голубем, и потом ее не поймаешь.