На столе преподавателя лежали какие-то пробирки и один старый, растерзанный на части противогаз. Преподаватель… Никакой он не преподаватель, а старший лейтенант Чипиленко — помощник командира эскадрильи по строевой подготовке. Сгорбившись над толстым конспектом, читал:
— "Хлор. Газообразное отравляющее вещество, поражающее органы дыхания. Продолжительность действия…" — Он умолкал, пробегал глазами несколько малопонятных абзацев чужого конспекта. Потом опять возвышал голос: — "Иприт. Маслянистая, зеленоватая жидкость. Пахнет чесноком…"
Старший лейтенант отшвырнул конспект, лицо его озарилось мечтательной, хитроватой улыбкой.
— Чесноком пахнет, слыхали? Чеснок — это вкусная вещь, если с салом.
Курсанты с готовностью расхохотались.
После химподготовки — часик строевой. Тут старший лейтенант Чипиленко действовал без конспекта, это его родная стихия, поскольку он кадровый пехотинец. В авиацию попал случайно.
Худой, болезненный, с седыми висками, Чипиленко, однако, петухом прохаживался перед курсантским строем.
— Погонять бы вас, как в пехоте гоняют. Там добрая половина службы проходит по-пластунски. Чуть чего — ползать! Чуть что не так — ползать! А если на дворе дождь, грязь — так еще лучше!
О чем бы он ни заговорил, в его голосе всегда звучали командные интонации, провалившиеся, с нездоровым блеском глаза смотрели куда-то поверх курсантских голов, и, может быть, представлялось ему вышколенное подразделение, способное четко выполнять по первому слову любой строевой прием, а не такое, как наше.
Курсантский строй повиновался плохо. Не чувствовалось старания, никто из кожи не лез, хуже того — на лицах мелькало нескрываемое презрение к строевой подготовке, Чипиленко нервничал, покрикивал. Все-таки вывели мы его из себя.
— Разгильдяи! — закричал он, срывая свой прекрасно поставленный командный голос. — Да я вас потом заставлю умыться!
Чипиленко перестроил группу в колонну и приказал:
— С первого шага… Бегом марш!!!
Курсанты побежали. Когда строй приближался к границе плаца, Чипиленко поворачивал его резкой командой, задавал темп все выше, иногда сам бежал рядом.
— Что, уже в мыле? Рановато…
На бегу курсанты о чем-то переговаривались, какая-то назревала смута.
— Разговорчики!
С лошадиным топотом группа огибала угол плаца. Перед следующим углом Чипиленко скомандовал:
— Правое плечо вперед… Марш!
Но его команда повисла в воздухе. Группа бежала прямо. Плац остался позади. Вырвавшись в поле, курсанты сохраняли строй, но бежали все быстрее. Орущий благим матом Чипиленко запыхался и вскоре отстал. А курсанты, отбежав с полкилометра, рассыпали строй, попадали на траву.
Здания городка маячили далеко. Впереди расстилалась широкая степь, покрытая вялой прошлогодней травой. А там, дальше, стеной вставали горы. Снега спустились до самого подножия. Это теперь. Летом снег держится только на вершинах — белыми тюбетейками.
Минут через десять подошел усталым шагом Чипиленко. Курсанты вскочили, виновато потупив головы.
— Садитесь… — Чипиленко махнул рукой. — Можно курить.
Злость его прошла. Да и вообще по натуре он добряк, только нервы у него расшатаны до предела.
Взглянул на часы.
— Становись!
До обеда шесть часов занятий, после обеда — еще два часа классных занятий и два самоподготовки. Нагрузка, как в школе ускоренного типа. Только знали курсанты, что спешка эта в учебе ни к чему: на эскадрильском складе ГСМ бензина нет, все цистерны сухие, кроме одной маленькой, которую берегут для летчиков-инструкторов.
7 февраля
После ужина выпадал часок ничегонеделания — лучшее время суток. В распорядке дня этот час именовался "личным временем". Курсанты бродили по длинному коридору казармы, собирались кучками на нижних койках, рассказывая друг другу веселые и грустные истории.
Кто-то придумал игру, в которую охотно включилось все население казармы. Надо было пройти средним шагом из конца в конец коридора — метров семьдесят — и за это время съесть порцию хлеба. Успеешь съесть — выиграл на завтра лишний ужин, не успеешь — свой проиграл. Курсант всегда голоден: что стоит сжевать, идя по коридору, кусочек хлеба, сто пятьдесят граммов всего? Да его проглотить можно! А попробовал один — не получилось. Второй вызвался — не сумел. Дежурный по хлеборезке, у кого нашлось несколько ломтиков хлеба, выиграл четыре ужина.
Тогда вышел на ринг боец тяжелого веса — рослый, цветущий здоровьем курсант, слизывавший в столовой свой ужин в полминуты. Поставил условие: если съест, отыгрывает у хлебореза не один, а сразу все ужины. Идет!