Впрочем, и ладно. Завтра утром тоже будет не поздно. Впереди два выходных, и на развитие зародившейся интрижки времени достаточно. А сегодня ему тоже надо отдохнуть и прийти в себя после их совместного приключения. Так и быть, она милостиво разрешает.
Устраиваясь в кровати, Марина с удовольствием вспомнила то ощущение защищённости и безопасности, которое она чувствовала, когда Павел её обнимал. Уже потихоньку погружаясь в сон, она провела мысленную ревизию своих любимых сценариев, с помощью которых Марина провоцировала мужчин на активные действия в её отношении. А как иначе? Такое важное дело, как затаскивание мужчины в свою постель или подселение в постель к нему, пускать на самотёк никак нельзя! Мало ли что может вдруг пойти не так или не туда… С другой стороны, нельзя и заранее планировать всё до последнего штриха, так просто скучно и неинтересно. А вот задать нужное направление, не отклоняясь от которого мужчина будет делать то, что хочет он и на что готова она — это совсем другое дело. Это и есть грамотное управление. А как без него-то? Ни одно дело без грамотного управления толком не сделаешь, это же общеизвестно. Тщательно всё взвесив и оценив, Марина отобрала два варианта, наиболее, по её мнению, подходивших конкретно под Павла. Завтра по обстоятельствам и посмотрит, какой из них запустить в работу.
…Проснувшись субботним утром, Марина начала новый день всё с той же магии зеркал.
— Ах, Мариночка! Как же ты хороша! — с чувством сказала она, повертевшись голенькой перед зеркалом. — Красавица ты моя ненаглядная!
Весело помахав рукой своему отражению, Марина позавтракала и начала ежедневный утренний ритуал наведения красоты. Сегодня ей особенно важно быть неотразимой и желанной. Пусть он только попробует не сделать то, что она от него ждёт! Но вот чтобы даже и пробовать не пытался, надо навести на себя красоту, чем Марина со всем тщанием и занялась. Приведя себя в состояние богини красоты, Марина выбрала и приготовила одежду и бельё — здесь тоже всё должно быть по высшему разряду и тоже работать на её неотразимость.
Время, когда по её расчётам, Павел должен был позвонить, неумолимо приближалось. О, а вот и звонок! Сосчитав до семи (брать трубку сразу нельзя, ещё подумает, что она прямо-таки ждёт не дождётся звонка), она коснулась зелёного значка. И куда, интересно, Павел её пригласит?..
В субботу с утра мне пришлось принимать меры по устранению последствий вчерашней алкотерапии. А то, понимаешь, пора уже настраивать на Марину охмуряльник и включать его на полную мощность, а как это сделаешь с такой помятой мордой? В порядок себя я, конечно, привёл, и довольно быстро, но сразу же попал в очередную засаду — мне опять попытались испортить завтрак телефонным звонком, и снова эта человеконенавистническая выходка оказалась связана с картиной Малюева.
Позвонил тот самый Авдеев, о котором говорилось в письме из Зухова, сообщил о своём прибытии в Москву и выразил желание встретиться со мной в любое удобное мне время. Я взял небольшой тайм-аут, пообещав Григорию Петровичу перезвонить в течение ближайшего часа, и набрал номер Марины. Изложив новость, я предложил ей присутствовать при нашем с Авдеевым разговоре, сказав, что не хочу, чтобы она потом думала, будто я что-то от неё скрываю. Она скептически поинтересовалась, как я этому Авдееву её представлю, я ответил, что именно как агента конкурирующего покупателя.
— О, предлагаешь устроить неофициальный аукцион? — оживилась она.
— Да вот ещё! — изобразил я возмущение. — Просто у тебя потом будет о чём предметно поговорить с немцем.
— А что, так даже интересно, — увлеклась моей идеей Марина, — тем более Диллингер завтра прилетает в Москву.
Оп-па! Ну, завертелось! Прямо пляски какие-то вокруг небоскрёба, понимаешь. Что ж, вот и посмотрим, чьё желание владеть глюковой картиной окажется сильнее, а главное — удастся ли вообще кому-то из претендентов убедить меня картину продать.
…Григорий Петрович оказался мужчиной чуть помладше меня, чем-то напоминавшим медведя — высоким, полноватым и неуклюжим на вид. Тем не менее, немалая сила, и не только физическая, в нём чувствовалась. Как и большинство людей такого типа, он вёл себя спокойно и даже малость флегматично, говорил негромко и не торопясь, и вообще показывал этакое ленивое добродушие. Однако же я никак не мог понять, чего мне хочется больше — ударить его чем-то тяжёлым по голове или просто спустить с лестницы, уж больно откровенно он пялился на Марину. В итоге я решил остаться в ладах с Уголовным кодексом — кто кого спустил бы с лестницы, это, знаете ли, ещё вопрос, а ударь я Авдеева по башке с той силой, с какой мне хотелось, пришлось бы потом думать, куда девать тело, причём тело крупное и тяжёлое.