Не сильно образумился Авдеев и узнав, что Марина представляет интересы другого потенциального покупателя, первым, кстати, заявившего о готовности приобрести картину. Откровенно пялиться на неё зуховский визитёр всё же перестал, но раздевающие взгляды периодически в ходе разговора бросал, паскудник. Саму Марину, кстати, такое внимание не только не нервировало, но, похоже, даже забавляло, как, впрочем, и вся ситуация в целом.
Торг с самого начала оказался бессмысленным и беспощадным. Бессмысленным он был потому, что стороны не знали цену, предложенную конкурентом, а беспощадным по той причине, что они всеми силами пытались эту самую цену выведать.
— И всё же, Марина Дмитриевна, я бы хотел узнать цену, предложенную вашим поручителем, — настаивал Авдеев. — Павел Сергеевич, может быть вы озвучите? — Вот как, решил, значит, неожиданно оказавшуюся столь упорной блондинку через меня объехать. Ага, щас! Во-первых, мне нужно, чтобы Марина сохраняла интерес к нашим встречам, во-вторых, наблюдать за этим торгом оказалось неплохой забавой.
— Знаете, Григорий Петрович, я тут лицо, можно сказать, самое заинтересованное, — напомнил я ему, стараясь, чтобы в моём голосе не особо сильно звучали издевательские нотки. — Поэтому предпочту выслушать предложения обоих покупателей. Предложение поручителя Марины Дмитриевны я слышал, — беззастенчиво соврал я. — Ваше — пока нет.
Скажу честно: я с огромным удовольствием и интересом наблюдал, как Авдеев и Марина упорно соревновались в попытках заставить оппонента назвать конкретную сумму. Причём бились они на равных, пусть и разным оружием. Авдеев упирал на юридические аспекты, постоянно цепляясь за те или иные крючки законов, даже пытался грозить подвести картину под запрет на вывоз из России, Марина же обращалась к здравому смыслу, постоянно на разные лады напоминая Авдееву, что картину он собирается покупать у меня, а не у неё, значит, мне и должен назвать цену. А что в её присутствии — ну так вот исторически сложилось, уж извините…
— Ну хорошо, Григорий Петрович, — вежливо улыбнувшись, сказала она, когда разговор прошёл очередной круг, я уже сбился со счёта, какой. — Не хотите называть цену — давайте определимся хотя бы с целью покупки. Мой клиент желает купить картину, поскольку для него это будет выгодным вложением денег. А вам-то она для чего?
— Для престижа нашего управления, — с некоторой торжественностью ответил Авдеев. — Вы же понимаете, что картина известного художника, размещённая в здании, которое на ней изображено, такой престиж заметно повысит.
Мы с Мариной растерянно переглянулись и в четыре глаза уставились на Авдеева. Марина справилась с оторопью первой.
— Вы хотите сказать, что этот небоскрёб существует?! — на этот раз ресницами она хлопала явно непроизвольно, исключительно от удивления.
— Конечно, существует, и я в нём работаю, — довольный произведённым на нас впечатлением, ответил Григорий Петрович.
— Вот прямо у вас в Зухове стоит небоскрёб, такой же как московские? — давать городу Зухову определения вроде «занюханный» или «задрипанный» я, конечно, не стал, но недоверия в голос подмешал лошадиную дозу.
— Не совсем такой, — признал Авдеев, — крылья здания у нашего поменьше московских. Но в высоту почти такой же, двадцать один этаж. Зато он построен раньше, чем высотки в Москве.
Как я понимаю, Авдеев сообразил, что ему не поверили, потому что сразу же начал пояснять:
— На нашем небоскрёбе отрабатывались технологии высотного строительства, которые в СССР тогда не были достаточно освоены. И контингент на его строительстве работал очень высокой квалификации.
— Эвакуированные? — спросил я первое, что пришло на ум.
— И они тоже. Хотя в основном пленные немцы, — улыбнулся Авдеев. — Причём на стройку специально отбирали специалистов — строителей, инженеров и так далее.
Мы примолкли, переваривая неожиданную информацию. Да, вот уж, что называется, не ожидали…