Она подумала, покачала головой.
– Его уничтожат за один день.
– Все равно сразу двух собак одним камнем, – сказал я. – И армия задержится хоть на день, и от разбойников избавитесь. Но когда Роммельс начнет нападать по дороге на армию уламрийцев, Антриас не станет обвинять вас в нарушении договора…
Она поморщилась.
– Сброд под рукой разбойника Роммельса не в состоянии сражаться с армией короля Антриаса.
Я громко и красиво изумился:
– Ваше величество! Кто сказал «сражаться»? Да плюньте тому в рожу!.. Вот так возьмите и плюньте, это дает такое самоудовлетворение, доктор Фрейд рекомендует… Шайки Роммельса будут перехватывать фуражиров Антриаса. Как только те отойдут от армии хоть на полмили в ближайшие придорожные села за провиантом, так этих фуражиром и порубят!.. Двойная выгода: и людей у Антриаса будет меньше, и армия начнет голодать… Вам что, чужую армию жалко?
Она закрыла рот, уже распахнутый для крика, задумалась. Я терпеливо ждал, наконец она проговорила с некоторой неохотой:
– Это новый поворот…
– Да, – согласился я. – Для Нижних Долин.
Она стегнула по мне, как кнутом, взглядом, решила, что иронизирую над провинциальностью королевства на краю земли.
– Армия с голоду не вымрет, – напомнила она зло. – Пересечь наше королевство она успеет.
– Вот и прекрасно, – сказал я. – Нечего ей тут и здесь! Пересечет усталая, измученная, голодная, постоянно недосыпающая, потому что роммельсцы будут по ночам устраивать… нет, имитировать нападения, и уламры вынуждены будут спать в доспехах и с мечами в руках. Ваше величество, какой это сон, когда постоянно ожидаешь, что вот-вот в лагерь ворвутся эти дикие и дурно пахнущие разбойники, не знающие правил благородной войны и не берущие в плен?
Она задумалась, положила на столешницу руки. Я молча смотрел, как она с силой стиснула кулаки.
– Все-таки Антриас, – проговорила она, – по дороге в Дронтарию потеряет только отряды фуражиров.
– Возможно, – сказал я скромно, – еще и обоз… Не будем загадывать, ваше величество, но армия без обоза – это уже не армия, а такие же голодные толпы разбойников… В любом случае из королевства Нижние Долины в королевство Дронтария вторгнется голодная, усталая и донельзя измученная как бы армия.
– Где ее уже будет ждать, – договорила она, – укрепившись на заранее выбранных позициях, армия Дронтарии? Вы к этому клоните?
– Не забывайте, – напомнил я, – армия Уламрии понесет немалые потери, уничтожая дикое племя гуцаров. У короля Астрингера будет шанс в одиночку разбить Антриаса… не говоря уже о том, что армия Нижних Долин не пропустит уламров обратно.
– Это хорошо, – произнесла она, – глерд Юджин, и даже прекрасно… настолько, что я даже не верю в удачу… А где, кстати, вы усвоили такие знания в военной стратегии и тактике?
– Ваше величество, – напомнил я, – мы как бы молча договорились оставить мое прошлое большим секретом для всех и не упоминать как бы лично?
Она наклонила голову.
– Вы правы, глерд. Одно только вызывает сомнение…
– Ваше величество?
– Зачем это самому Роммельсу?
– А патриотизм? – спросил я. Увидев недоумение на ее лице, пояснил: – Личная выгода?.. Иностранных захватчиков никто не любит, а он, начав войну с армией всесильного Антриаса, покажет себя преданным Нижним Долинам и обеспечит себе симпатии даже тех, кто готов его сжечь на медленном огне.
Она подумала, приподняла одну бровь.
– Да, это несомненно. Однако этого мало.
– Можно дать больше, – предложил я. – Нет, не обязательно титул глерда, он и сам его не примет, так как принц, надо же, но можно вообще-то постепенно перевести его справедливую борьбу за идеалы в плоскость оппозиционной партии… в русло, так сказать. А у вас будет справедливая демократическая монархия с человечьим лицом!
Она вскинула на меня вопрошающий взгляд.
– Что такое… ладно, об этом потом. Перед отъездом зайдите ко мне, передам письмо для короля Астрингера.
– Да, – подтвердил я, – очень мудро. Пусть пока поработает на благо королевства, а потом вы решите, дать пряник или не дать. И какого размера. Вообще, ваше величество, играть нужно по-женски хитро, это и есть подлинная дипломатия. Мы, мужчины, пока что плохие дипломаты, слишком честные и правильные. Со временем, конечно, женщины омаскулинятся, а мужчины офеминизятся, но сейчас есть то, что есть, что хорошо и потому неприемлемо.