Это глубокий сейсмический толчок. Стрелка безошибочно качнулась к живому, к природе, к истокам.
Дискотеки могут удовлетворить разве что спинной мозг. Бездушный двигатель один не в силах занять духовность. Запад подбрасывает компьютер не как помощника человеку, а как азартную забаву в надежде сделать из юноши компьютерного примата с вывихнутой рок-психикой.
А вот письмо, как благая весть, что прилетела из Комсомольска-на-Амуре, вселяет надежду. Зеленые побеги пойдут в рост. Зашумит еще «звонкозвучной листвой» «племя младое, незнакомое». «Звонкозвучная листва» — из Вергилия, а «племя младое, незнакомое» — пушкинская строка. Порукой тому зимние заботы института. Они уже готовятся к Всесоюзным конным состязаниям на приз Евпатия Коловрата.
Восьмого июля, как обычно, повалит в институтский поселок «вся Рязань». Поедут автомашинами, электричками и легковыми. Институт подарил этот праздник рязанцам как память об одном из самых необычных в истории войн поединке, что стоит в ряду с подвигом трехсот спартанцев Леонида и стольких же арагвинцев, вышедших из Тбилиси одиноко навстречу громадной рати и погибших все, как один. Эти подвиги говорят о величии человека и бессмертии его. Но дружина Коловрата и здесь стоит отдельно от опыта человеческого, как и вся судьба России. За спиной у спартанцев и арагвинцев были теплые очаги, и жены, и детишки, которые надеялись, ждали и воодушевляли их. За спиной Евпатия и его дружины — перерезанная и догорающая Рязань. Есть в этом событии что-то неизреченное, от чего немеет язык, что за пределами человеческого понимания. Словом, не только невыразимое, но и непереносимое. Казалось бы, народ, за плечами у которого подобное горе, должен стать сплочен, молчалив и зорок, как ни одно племя в мире.
Нет, «историческое чувство» не дитя девятнадцатого столетия. Оно родилось с человеком как память об ушедших из мира отца и матери. Это память, что сделала человека человеком. Это печаль утраты, что одухотворила его природу и придала смысл существованию. Память — величайшая из творческих сил и спасительная, без коей нет будущего и нет смысла, надежды и любви.
Римляне понимали в породе толк, что и говорить. Понимали, пока цензором нравов был Катон Старший. Суровость и прямодушие его характера нажили ему много недругов, потому он 44 раза был призываем к суду и ни разу не был осужден.
Однако чем больше дорог вело в Рим, тем реже стали попадаться на Форуме римляне катоновской породы, которые могли сказать открыто, как он: «Воры, обокравшие честных людей, проводят жизнь в острогах и цепях, а общественные воры — в золоте и пурпуре».
Поклонялись породе римляне в образе родных богов, пока не смешались с другими племенами. То была кара за завоевания. Между прочим, вместе с победоносными походами войска пригоняют с собой не только пленных, но и скот с чужих пастбищ. Происходит, как говорят начконы, прилитие чужой крови. А это уже прямо касается нашей темы. Что до Рима, то последним наследником жизни Древней Италии остался бык кианской породы — национальная гордость Италии, серой масти, крупноголовый, с могучей шеей и глубокой грудью. От полутора тонн монолитной мощи исходит грозное спокойствие. Он пережил все исторические бури на зеленых холмах Умбрии.
Лошадь одухотворяет земледельческий труд, связь человека с лошадью полна теплоты, глубокой живой взаимности. Благородное животное как бы придает трудам и дням человека новую составляющую и помогает воспринимать многомерность мира, не говоря о том, что лошадь как уже много раз доказано, именно сейчас стала и экономически выгодна. Есть еще одна особенность у коней. Они лучше любых призывов и заклинаний закрепляют кадры на селе. Общаясь с лошадью с детства, мальчик пускает незримые и сильные корни в родную землю. Когда Вергилий говорит: «Мальчик, в подарок тебе земля, не возделана вовсе», он имеет в виду умное деланье — нравственное возделывание земли. Конь для родных просторов что парус на море. «Конь — казаку крылья». Помните?