Поэт старательно вывел фразу, завершив свою подпись живописным завитком. Проставил дату и педантично дул на бумагу до тех пор, пока не высохли чернила. Наконец, закрыв томик, протянул его полицейскому.
Тот, не переставая улыбаться, перечитал посвящение и аккуратно вложил книжку в конверт, который вынул из кармана. Капли пота на лице Тромбича сделались как будто заметнее.
— Вы, как я полагаю, не уезжаете из города? — спросил Мачеевский.
— Нет, не собираюсь. — Редактор покачал головой. — Но не думаю, что сумею вам…
— А я думаю, что сумеете. Следственный отдел, Сташица, 3, сегодня в шесть вечера.
— Но… — Тромбич встал, отодвинув стул.
— Я настаиваю. — Зыга поднес руку к шляпе и вышел.
Едва он оказался на улице, как снова услышал хор, повторяющий, словно заезженная грампластинка:
— «До ваших душ, ебал вас пёс», — пробормотал себе под нос Мачеевский, поправляя поющих в соответствии с солдатской версией «Первой бригады». И тут же вздрогнул, хотя для ноября день был довольно теплым.
Мачеевский заглянул в записную книжку. Он запомнил правильно: Нецала, 9, напротив спецшколы и детского сада, а еще рядом со студенческим общежитием, перед которым, о чем-то оживленно беседуя, как раз стояли несколько пареньков, наверное, с первого курса.
Если Биндер был хоть в чем-то прав касательно Тромбича, «поэта и растлителя», тот выбрал себе идеальное место, где снять квартиру. К тому же и от редакции недалеко.
Да и до комиссариата тоже ненамного дальше, усмехнулся себе под нос Зыга.
Входя в ворота, он потер рукой небритую щеку. Надо было не пожалеть пару грошей и зайти к парикмахеру, с такой рожей — никаких шансов завоевать доверие дворника. Однако он ошибся; хотя полицейской бляхи оказалось недостаточно, и дворник пожелал посмотреть на удостоверение, но, увидев, в каком звании Мачеевский, готов был выложить все о каждом из жильцов.
— Это, однако ж, дом-то солидный, — сразу оговорился он. — Никаких тебе, Боже упаси, евреев и политических.
— Ну и благодарение Богу, — серьезно ответил младший комиссар. — Времена сейчас опасные. А пан Тромбич один живет или с квартирантом?
— Нет, один.
— Приходит к нему кто-нибудь?
— Иногда какая-то компания собирается. — Дворник пожал плечами. — Но слова дурного не скажу, редакторы, литераторы… Не было такого случая, чтобы кто на лестнице блеванул. Хоть иногда, тоже не часто, пан Тромбич сам куда-то ходит. Как требуется ночью ворота открыть, не было такого, чтобы буянил и не заплатил. Но редко, потому что у него ж ведь этот мальчик.
— Мальчик? — Зыга скривился, как от зубной боли.
Дворник почесал под шапкой.
— Ну да, я не сказал, но да, да… Франек, племянник его или еще какая дальняя родня. Приехал в прошлом году, пан Тромбич в школу его отправил. К Феттерам[18], пан комиссар. — Он уважительно покачал головой.
Мачеевский посмотрел на часы: была почти половина второго.
Уроки могли уже закончиться — а впрочем, из-за этой патриотической возни на Литовской площади, кто знает, где сейчас мальчик из купеческой школы. Если прыткий, наверное, с друзьями в парке у аллеи Рацлавской, если недотепа — разучивает «Первую бригаду».
Следователь обвел взглядом двор: все тщательно выметено, вокруг рахитичного дерева — низенькая ограда из выкрашенных зеленой краской дощечек.
— Вы знаете, когда заканчиваются уроки? — спросил он.
— Да что вы, пан комиссар, откуда ж мне знать?! — Дворник замахал руками. — А вы, пан комиссар, думаете, — склонился он к полицейскому, — что они редактора Тромбича убить хотят? Господи помилуй, если бы что такое в нашем доме!..
В этот момент Зыга увидел, как с чахлого деревца упал бурый, чуть красноватый листик, и им завладела неотвязная мысль: «А если Биндер в этом пасквиле не лгал?!» Мачеевский проверял на всякий случай данные на Тромбича: сестры у него не было, а значит, не могло быть и племянника. Какой-то другой родственник? Возможно, но если редактор действительно держал дома несовершеннолетнего любовника… Только зачем он отправил его в хорошую школу, зачем вообще в школу отправил?!
Он достал папиросу.
— Покажите, где его окна, — попросил он, оглядывая двор и флигели. — Закурите? «Сокол».
Дворник взял папиросу и смял гильзу зубами. Подал огонь.
17
«Мы, первая бригада» (1916) — песня Первой бригады Польских легионов под командованием Юзефа Пилсудского. Слова песни положены на музыку Келецкого марша № 10, который значился под этим номером в песеннике Келецких стрелков, автором скорее всего был Анджей Бжухал-Сикорский — капельмейстер оркестра Келецких стрелков. Авторы текста песни: Анджей Халасинский и Тадеуш Бернацкий. —
18
Школа, основанная купцами Феттерами, владельцами Патронного завода в Москве, Сахаро-рафинадного завода в Люблине и проч., известными своей благотворительной деятельностью (школы для бедных детей, больницы). —