— Боюсь, что пан председатель еще не пришел, — услышал он отработанный безличный голос чиновника. — Будьте добры, перезвоните позже.
Ему стоило больших усилий, чтобы не сказать ничего, кроме «до свидания». Первый послепраздничный день начинался паршиво, и хоть это была среда, она обладала всеми свойствами понедельника. Мало чем помогло и появление Крафта.
— Но зачем этим заниматься? — наивно поинтересовался заместитель, когда Мачеевский сообщил ему оплаченную похмельем информацию. — Зыга, это же всего-навсего какой-то пьянчуга, который, может, что-то и видел, а может, и не видел. Любой адвокат это отведет. А кроме того, дело Биндера уже не у нас.
— Зато у нас дело цензора, — напомнил младший комиссар.
— Но о том, что эти дела что-то объединяет, говорит только твой сломанный нос. Как ты вообще это увязал?
Мачеевский не упомянул Генеку о клозетной графике в забегаловке на Крохмальной. Крафт, с его деловым, толковым умом, был бы не в состоянии принять такого довода. Так же, впрочем, как и суд.
Зыга вздохнул и посмотрел на часы. До инструктажа оставалось еще немного времени, поэтому младший комиссар занялся вчерашними рапортами.
Как он и предполагал, вдова убитого цензора ничего не знала о том, что Павел Ежик имел каких-либо врагов. Записывая ее показания, Гжевич добавил в служебных замечаниях, что та, всхлипывая, говорила в основном о низком пособии, которое получит за мужа, и о золотой швейцарской «Омеге» с гравировкой на годовщину свадьбы. Да, младший комиссар вспомнил следы от часов на запястье убитого. Он потянулся было за следующим рапортом, но тут его что-то дернуло.
— Гжевич уже здесь? — спросил он Генека.
— Да, он пришел сразу после меня.
Мачеевский схватил бумагу, исписанную неразборчивыми каракулями Гжевича, и заглянул в комнату уголовных сыщиков.
— Что это? — сунул он листок под нос слегка перепуганному агенту.
— Что-то не так, пан начальник? — удивился тот. — Я все исправлю, только скажите…
— Как я могу понять, что она говорила о часах? Что они красивые, что золотые, что дорогие, или что? Что конкретно? — разнервничался младший комиссар.
— А-а-а, ну да! Но там действительно ничего такого особенного, — принялся оправдываться сыщик. — Эти часы Ежик несколько дней назад отдал в мастерскую, только не оставил жене квитанции. Ну, она и беспокоится, что не сумеет их загнать.
— А где это написано?! — Зыга хлопнул кулаком по заметкам Гжевича так, что чуть не порвал бумагу. — Вы что, хотите опять патрулировать улицы?! — рявкнул он, выбегая из комнаты.
Пока молодой агент пытался понять, чего он опять недосмотрел, Мачеевский уже читал очередной протокол с показаниями советника Повсиновского, начальника отдела цензуры староства. Этого потрясло не столько само убийство, сколько место, в котором обнаружили тело. Государственный служащий, зарезанный в темном переулке рядом с борделем?!..
Сия пикантная подробность, разумеется, не могла ускользнуть от «Голоса». Одно Зыга должен был признать за этой газетой: отдел городских новостей работал в ней весьма исправно. Когда он взял со стола еще пахнущий типографской краской номер, сразу бросился в глаза короткий текст на первой полосе:
ТРУП НА ЖМИГРУДЕ
Второе политическое убийство за последние дни?
Вчера, 11-го числа сего месяца, в ранние утренние часы, на задах домов свиданий были обнаружено тело мужчины. Метко раненный ножом он, вероятно, скончался вскоре после нападения и грабежа. Убитым оказался служащий цензуры люблинского староства, Павел Ежик. Следователь, ведущий дело, не исключает мотива бандитизма. Однако столь же вероятным кажется, что это могло быть политическое убийство, совершенное законспирированной бандой жидо-коммунистов. Мы спрашиваем от имени жителей Люблина: сколько еще потребуется омерзительных преступлений, чтобы власти положили этому конец? (гй)
Мачеевский отметил с долей удовлетворения, что не он один догадался связать смерти Биндера и Ежика. Хотя предпочел бы оказаться в более приятном обществе, чем таинственный «гй» из «Голоса».
Отложив газету, он снова вспомнил след от часового ремешка на запястье Ежика. Все-таки след выглядел свежим. Мачеевский позвонил судебному медику, но номер не отвечал.
Сразу после девяти в кабинет набились агенты. Зыга для начала позволил Крафту отправить работать тех, кто задержался с рапортами. Оставшихся разделил на три группы. Большую послал в город слушать свежие сплетни. Потом приказал Вилчеку пойти на Пяски и деликатно собрать информацию об Адаме Гайеце, служащем сахарного завода «Люблин».