— Я на службе.
— Ну тогда пообедаем. Товарищество промышленников угощает.
— Пан адвокат сегодня очень любезны. — При одной только мысли о еде у Мачеевского заурчало в желудке. — В порядке одолжения не откажусь.
В «Европе» было тесно, зал наполняли постояльцы отеля, в основном предприниматели, улаживающие свои дела в столице воеводства, а также наиболее высоко оплачиваемые служащие фирм и учреждений, разместившихся в центре. Большинство лиц было Зыге знакомо.
— Ну, кажется, мест здесь нету. — Он пожал плечами и повернулся к выходу, но Леннерт, остановив его, поманил рукой пана Тосека, у которого как раз была дневная смена.
Официант тут же отыскал небольшой столик в углу. Они втиснулись рядом с жадно поглощающим обед провинциалом с пышными усами. Тот окинул их внимательным взглядом, после чего снова занялся поглощением пищи.
— Может, две рябиновки для аппетита? — спросил с улыбкой пан Тосек, когда они сели.
— Не заставляй себя упрашивать, Зыга, — поддержал официанта адвокат. — Лекарства на службе пить можно.
Младший комиссар кивнул. Он заказал белый борщ и шницель, но мысли его блуждали где-то совсем в другом месте.
— Послушай, Стах, — начал он, когда они остались одни. — Ты хорошо знаешь Гольдера?
— Гольдера? — повторил Леннерт. — То есть Липовского! Так же, как и ты. А что? Гоняет как сумасшедший и штрафов не платит?
Это и впрямь был отвратный день. Может, Зыга только внушал себе, что похмелье у него под контролем? Его явно подводило чутье. Например, он не знал, откуда у него возникло впечатление, что вопрос о банкире приятеля нисколько не удивил.
— Не важно, — буркнул он. — Итак, завтра деремся?
— А как же! О, благодарю, пан Тосек! — Юрист улыбнулся официанту, который как раз принес две рюмочки, и потянулся за напитком.
Только сейчас Мачеевский обратил внимание, что у Леннерта вся правая рука в бинтах.
— Ты собрался боксировать в таком виде?! Да ты с ума сошел! — сказал он. — Что случилось?
— Э-э-э, ничего! — махнул рукой приятель. — Собака покусала.
— Собака? — Зыга вздрогнул, вспоминая вчерашнее возвращение домой. — Какая собака?
— А представь себе, пекинес. — Леннерт перегнулся через стол и прошептал приятелю на ухо: — Защищал сукин-сын честь жены пана старосты. Изрядно потасканной, но все-таки магистрацкой.
Мачеевский прыснул. Он знал о любовных победах приятеля, а уж об этом романе с госпожой старостихой было известно, пожалуй, всему Люблину, за исключением главного заинтересованного лица. И Зыга слишком живо представлял себе эту явно киношную, романтическую сцену: бордовый «пежо» мчится по затянутому осенней мглой шоссе, допустим, на Снопкув. Съезжает на проселок среди живописных ив в долине Чеменги (не хватает только снопов соломы из Выспянского[41], но туман над полями а-ля Хелмонский[42], конечно, имеется). Леннерт поворачивает голову, мягко кладет руку на плечо своей спутнице, и тут с заднего сиденья внезапно подскакивает живой клочок пакли — и цап!
— И с такой рукой ты хочешь завтра боксировать? — повторил, покраснев, младший комиссар.
— С воскресенья уже зажила. А ты что, струсил? — Леннерт тоже было засмеялся, но внезапно посуровел. — Хорошо, что я тебя встретил, Зыга, потому что все равно должен с тобой серьезно поговорить. Ты себя загонишь.
— Слушаю? — Следователь одним глотком опорожнил рюмку.
— И слушай! Ты себя в зеркале видел? Выглядишь не лучше тех, кого ловишь. Денег никаких, да еще и ножом получить можешь. Теперь ты собрался копать под Гольдера! Я не спрашиваю, в чем дело, и представь себе, меня это нисколько не волнует. Советую как друг: приходи к девяти на работу, возвращайся после службы домой, и все, хватит! А впрочем, брось это к холере и найди себе какую-нибудь настоящую должность. Ты не защитил диплом, но ведь почти окончил институт. Люди куда глупее тебя сегодня уже стали директорами. Воспользуйся тем, что у тебя есть друг, который готов помочь.
— Правда? — Мачеевский закурил папиросу. — Тогда придумай мне крючок на Гольдера.
— А пошел ты! — разозлился на его упрямство Леннерт.
Адвокат пытался еще как-то убеждать Зыгу, но когда тот набросился на обед, как волки на конную упряжь на картине Фалата[43], он уже мало что слышал. Он отложил ложку, только когда приятель упомянул о вакансии в бюро Товарищества промышленников.
— Говорят, вы финансируете археологические работы в Замке.
— Какие там археологические! — Леннерт вытер губы салфеткой. Пользуясь случаем, инстинктивно провел ладонью по щеке, проверяя, не отросла ли щетина. — Реставрационные, в часовне. Когда будет готова, ты непременно должен ее посмотреть. Такой, пожалуй, во всем мире нигде больше нет. Как будто зашел сразу в православную церковь и готический собор.
41
Станислав Выспянский (1869–1907) — известнейший польский живописец, поэт и драматург. —
42
Юзеф Хелмонский (1849–1914) — польский художник реалист, особенно любил рисовать пейзажи, польские и украинские. —
43
Юлиан Фалат (1853–1929) — польский художник-акварелист, автор ряда жанровых картин, посвященных охоте. —