У Зыги крепко засел в голове совет Хейвовского, его начальника из Замости, который тот некогда дал спьяну молодому прапорщику Мачеевскому:
«Запомни, хороший полицейский выглядит либо вообще никак, либо как бандит. Или еще — как альфонс. И учти: если полицейский выглядит как-то иначе, то либо погибнет на службе, либо он просто-напросто свинья».
Адольф Томашчик, политический из следственного управления, напоминал Зыге зловредного учителя латыни. Низкорослый, с прилизанными волосами, в круглых очочках в проволочной оправе, он мог бы замучить любого ученика склонениями и Тацитом, но больше всего ему нравилось вытягивать из коммунистов имена, адреса и явки.
Если бы биографию этого следователя показали человеку гражданскому, не особо сведущему в политике, карьера Томашчика предстала бы тому чем-то вроде переселения народов. С 1920 года следователь успел несколько раз сменить служебное назначение. Истина, однако, состояла в том, что большую часть времени он просидел за одним и тем же столом, только политическую полицию то прикрепляли ко всяким другим управлениям, то выделяли как отдельную службу. Томашчик обычно говорил, что он из бывшей Четверки, поскольку в отделе IVD работал со всякими рекомендациями. Занимался предложениями проверочной комиссии из округов и дисциплинарными вопросами, по поводу чего писал оторванные от реальности инструкции.
— Глубокий анализ собранного материала, — докладывал он теперь с важным видом, — позволил следователям управления выявить наиболее вероятный мотив убийства. На основании нашей картотеки мы установили, что подозреваемым является некто Юзеф Закшевский, редактор коммунистической газеты «Наше знамя», много лет конфликтовавший с убитым. Мы уже несколько месяцев проводим интенсивную оперативную работу в связи с Закшевским, которого подозреваем в инициировании ряда действий, угрожающих общественной безопасности. Во-первых, у него был мотив политическо-журналистского характера. Во-вторых, мы установили, что прошлой ночью его не было дома, таким образом, он мог совершить убийство или же инспирировать его. В-третьих, обращаю ваше внимание, что сеять политическое беспокойство в городе чуть ли не накануне государственного праздника — это типичные большевистские действия.
«В-четвертых, я тебя, сукина сына, терпеть не могу», — мысленно договорил Мачеевский.
Томашчик же продолжал:
— Итак, решение начальника следственного управления было направить в распоряжение пана коменданта уезда, — поправив очки, он слегка поклонился старшему комиссару, — в целях помощи следственному отделу при центральном комиссариате, а также… — «…демонстративного наблюдения за действиями служащих там следователей», — мысленно подсказал Зыга и тихо застучал наконечником вечного пера по своему блокноту. — …как младшего офицера из воеводской комендатуры. Поскольку нет никаких сомнений, что это убийство вызовет широкий резонанс, и не только в люблинской прессе. Вторая рассмотренная нами линия расследования — это преступление на национальной почве, которое могли спровоцировать антисемитские статьи Биндера. Однако мы считаем это менее вероятным. Я предлагаю немедленно задержать Закшевского и продолжать расследование по всем направлениям.
— А вы как считаете, пан младший комиссар? — Собочинский повернулся к Мачеевскому.
— Ну что ж, на данный момент наш отдел отверг участие какой-либо неизвестной секты сатанистов, но в остальном нам до мастерства коллег из воеводского далеко. Боюсь, что даже судебный следователь будет не в состоянии оценить столь смелые выводы. Поэтому я предложил бы младшему комиссару Томашчику выпить стакан холодной воды и продолжить расследование по всем направлениям.
— Пан младший комиссар! — рявкнул комендант.
— Прошу прощения, — вздохнул Зыга, — если уж следственное управление до сих пор не решалось задержать Закшевского, то вряд ли стоит делать это под таким предлогом. Как только поднимется шум, его тут же придется освободить.
— А ваши предложения? — раздраженно спросил Собочинский.
— Пан старший комиссар, сейчас еще только два часа дня. Я в отличие от некоторых не гадалка. Предлагаю расследовать все линии, даже и эту, но без каких-либо поспешных выводов. Если уж я должен угадывать, то ставил бы на личную месть. На кого-то, кто сделал все, чтобы отвести от себя подозрения. Кстати, отпечатки пальцев что-нибудь дали?
— Преступник работал в перчатках, — нехотя буркнул Томашчик.