— Еще галстук, — попросил Гриневич, и минуту спустя, расстегнув рубашку и закатав рукава, пролез под канаты. — Начинаем?
— Как только вы, пан судебный, будете готовы, — буркнул Зыга, подходя к линии старта.
Они ударили перчатка о перчатку и на полшага отскочили. Мачеевский склонил голову, прикрывая лицо в защитной стойке. Гриневич неспешными пробными ударами прощупывал его оборону.
— Чему-то вы, однако, научились с нашей последней встречи, — сказал он насмешливо.
— Вы, пан судебный, сегодня очень снисходительны. Ну, бей! Что скачешь, как барышня?!
Гриневич рванулся вперед. Принял два прямых на закрытый корпус, но задержало его это лишь на секунду. Яростно стиснув зубы, он пробил защиту Мачеевского и снова ударил. Следующие два метких удара пошли в челюсть, третий скользнул по щеке. Зыга отскочил, потряс головой. Третий удар оказался самым болезненным, к нему он не подготовился. Лицо жгло, как огнем, казалось, что перчатка Гриневича содрала ему кожу до мяса, вместе со щетиной.
— Это все? — спросил младший комиссар, выходя из защитной стойки. — В двадцатом году ты был покрепче.
— А ты нисколько не изменился. Есть такое извращение, когда мужик любит, чтоб его били по морде, ты знаешь?
— Ну так сделай мне приятное, сладенький, — прохрипел Мачеевский.
Судебный следователь осыпал его градом ударов, однако большую часть Зыга сумел отбить. Те, что его задели, были слабые; Гриневич, похоже, брал числом, а не умением. Младший комиссар приблизился к нему на четверть шага и, прикрываясь левым плечом, нанес прямой правый в солнечное сплетение. Судебный следователь обмяк, дыхание отшибло. Мачеевский повторил, прямым в челюсть. И только тогда, почти не чувствуя усталости, начал бить по-настоящему, как если бы речь шла не о дружеской встрече, а о чемпионате мира. Он уже не видел ничего, кроме своего противника, забыл о смотревших на них людях. Тем временем секретарь судебного следователя подбежал к Леннерту.
— Сделайте что-нибудь! — закричал он.
До адвоката не сразу дошло, что тот говорит. Он смотрел, удивленный, на только что побежденного противника, который внезапно изменился до неузнаваемости. А в сущности, не изменился, скорее что-то вернул. Он снова был тем Мачеевским, который в 1924-м стал чемпионом округа среди любителей. Он делал на ринге что хотел. Бросал Гриневича с каната на канат и колотил его немилосердно. Когда судебный терял сознание, младший комиссар хлопал его легонько перчаткой, чтобы привести в чувство, после чего отскакивал на мгновение. А когда противник прочухивался, лупил снова.
— Что? — переспросил наконец Леннерт, словно проснувшись.
— Остановите его! — заорал потрясенный секретарь.
— Да, — кивнул юрист и бросился к рингу. Однако, ухватившись за нижний канат, краем глаза уловил позади себя какое-то движение. Он отскочил, а тяжелый набивной мяч приземлился прямо у его ног.
Студенты уже давно прекратили тренировку и завороженно следили за поединком. Но мяч бросили не они. Между рослыми парнями протискивался коренастый жилистый тренер Шиманский.
— В чем дело? — резко спросил он, хватая Леннерта за плечо. — Это боксерский ринг, а не шалман. Только они двое, Бог или судья, и больше никто. Вы ведь это понимаете, пан адвокат? — спросил он вежливым голосом, но по напрягшимся мускулам старого спортсмена и его гневно прищуренным глазам видно было, что он не шутит.
— Понимаю. — Леннерт отступил и деликатно оттащил от ринга ошарашенного очкарика. Тот уже знал, что недолго пробудет секретарем Гриневича, если ему не сфартило наблюдать его поражение.
Зыга как раз отстранился от противника и впервые посмотрел за канаты. Увидел с удивлением довольно изрядное количество публики, а среди них тренера и адвоката. В глазах Леннерта заметил что-то вроде уважения. У него мелькнуло в голове, что, наверное, каждому приятно иметь какое-то место, какое-то воспоминание, которое заставляет его думать о себе как о порядочном человеке. А тот имел даже три: ринг, этот зал и фотографию в коридоре с надписью: «Станислав Леннерт — юрист, 2-е место, 1924». Он отер плечом пот со лба, а потом снова двинулся на Гриневича.
Шиманский запрыгнул на ринг и пролез под верхний шнур.
— Стоп! Мачеевский, в исходную позицию, — строго сказал он.
— Так точно. — Зыга отбежал от залитого кровью противника. — Извините, пан Шиманский.
— Шиманским я могу быть в кабаке, на ринге я пан судья! — осадил его тренер. — Ну так, перерыв окончен. Ринг свободен, второй раунд. Бокс!
От автора
Люблин еще с незапамятных временем славился своим трибуналом и… преступниками. В XVII веке здесь владел недвижимостью известный во всей Речи Посполитой благородный разбойник Людвик Понятовский, впрочем, женатый на вдове еще более известного гангстера с саблей на поясе, Станислава «Дьявола» Стадницкого. Это также один из немногих городов, кроме Кракова, Львова, Познани и Живеца, в котором сохранились «Книги злоумышленников», подтверждающие криминальное прошлое города, начиная с XVI века. А потому даже трудно поверить, что для любителей детективов, которые хорошо изучили темные улочки Варшавы благодаря Леопольду Тырманду, а Вроцлава — благодаря Мареку Краевскому, Люблин по-прежнему остается белым пятном на карте и неведомой землей!