По его словам, экзамен для гимназии гораздо легче, а в гимназию подготовиться можно лучше.
Я долго думал об этом и нашел его совет довольно полезным для меня. Как вы думаете, мой милый Ф. Д.? посоветуйте же, пожалуйста.
Не говоря уже о более легком экзамене, гимназия выгодней для меня еще тем, что я мог быть нисколько не обремененным для домашних. В 6-Й класс я могу поступить нынче летом, это было бы очень хорошо, потому что в семействе смотрят на меня, как на трутня. А в университет приготовиться в год нет никакой возможности, стало быть, я должен буду пробыть еще год дома на попечениях моих родных, что для меня очень прискорбно. Нужно прибавить еще к этому, что в Иванове готовиться одному без руководителей очень трудно, в особенности из математики.
Пожалуйста, мой милый, подумайте об этом и во всяком случае пришлите мне программу, что нужно знать для поступления в 6-й класс. Да напишите мне о всем том, что нужно иметь для поступления в гимназию. Нужно ли выключиться из общества мещан? Пожалуйста, разузнайте все это и напишите поскорей.
Папаша хотя ничего не говорит, но я вижу, что он сильно желает, чтоб я поскорей отправился куда-нибудь. Успехи в моих занятиях следующие: Из русской истории: до Петра. Из всеобщей: древнюю и половину средней. Краткую географию Корнеля знаю отлично. Риторику и Пиитику изучил. В алгебре дошел до возвышения в степень. В геометрии — до половины. Из латинского — 1 курс и половину второго. Из французского могу переводить небольшие места.
Из немецкого еще плохо. Из словесности кончил народную литературу. Из поэзии до римского эпоса».[43]
Это последнее письмо Нечаева Нефедову, отправленное из Иванова. Студент Аладыкин, вероятно, внук костромских помещиков, у которых дед и бабка Сергея, Литвиновы, были когда-то крепостными. Вопрос о том, нужно ли «выключиться из общества мещан», связан с желанием Сергея учиться в гимназии на государственный счет. Судя по дальнейшим поступкам отца, Геннадий Павлович желал не избавиться от лишнего рта, а переживал за непонятное для него будущее восемнадцатилетнего сына. Он трогательно заботился о Сергее, верил в него и старался, чем мог, помочь сыну. Из перечисления изученных, по мнению автора письма, предметов можно представить, какими знаниями он располагал. Сохранилось 28 писем отца к сыну, приведу одно из первых его писем к Сергею, уехавшему из Иванова в Москву.
«1865 год. Сентября 6 утро Милый Сережа
Получив и второе от тебя письмо некоторого видно что ты здоров и это Слава Богу. Я весьма рад болие ничего не видно. А о посылках которых ты говорил переслать подумай об наших ивановских Свиньях может разве кто это зделать мы попросили ту фрю А. К: Куда тебе ни зачьто в таком случае я хочу к тебе побывать Сам и что нужно привезу. Поето-му я буду ожидать отебя ответу наверное при первой же почте если только свободно будет тебе написать то я готов все для тебя зделать так прошу тебя осмотреться что еще нужно бога ради не стесняйся опиши все подробно если нужны и деньги нужда ето что они везде и всегда нужны а как я приеду сам то верная оказия к тебе если переедешь на квартиру то нужен и Адрес. Мы все очень рады что ты уехал от Нефедова потому что наша бабушка ужасно подружилась с А. К, и строят порядочные сплетни. Семейство наше тебе все кланяется Фотя Аннушка и володя как клоп и мамаша знакомые тоже <…>[44]».
Отношения в семье были явно доброжелательные. Письма отца и сестер к Сергею наполнены сообщениями об отправке ему денег, белья, подушек. В Рукописном отделе Института русской литературы находятся более сорока писем родных и всего два письма Сергея. Все они поступили туда вместе с архивом журнала «Русская старина», попав в него с бумагами Нечаева, оставленными в России при отъезде в эмиграцию. Из двух сохранившихся писем к родным — одно не было отправлено, второе, судя по множеству помарок и иным небрежностям, является черновиком. Возможно, письма Сергея к родным отобраны при обыске или уничтожены отцом в 1870 году. Такое предположение имеет косвенные подтверждения.
Знания Сергея, охарактеризованные им самим в письме к Нефедову от 8 января 1865 года, явно недостаточны для поступления даже в шестой, предпоследний, класс гимназии: лишь с географией дела его обстояли удовлетворительно, все остальные предметы до конца не пройдены, изучение физики он даже не начинал. Из писем видно, сколь тяжело давалась ему учеба, какое упорство и целеустремленность проявил он при этом. Каждое письмо к Нефедову сопровождалось просьбами о присылке учебников и программ, заботой о своевременном расчете за сделанные для него покупки. Денег на приобретение книг для Сергея не жалели.[45]
Отношение Нечаева к Нефедову в этот период времени — чрезвычайно уважительное, он регулярно читал очерки и рассказы старшего товарища, радовался его успехам. Желание Сергея вырваться из Иванова, поступить в гимназию или университет неизменно росло. В каждом письме заметно взросление автора, углубление его знаний, появление новых интересов. Бросается в глаза теплота, с какой он относится к старшему товарищу, но и обращают на себя внимание два странных обстоятельства: нет ни одной просьбы о приобретении и присылке произведений русских и западных классиков (можно предположить, что Сергей брал книги в ивановской библиотеке, но в письмах нет ни строчки об их прочтении); отсутствуют хоть какие-нибудь намеки на социальное неравенство, на невыносимое положение рабочих и крестьян, на тягчайшее их существование, о котором Нечаев так любил впоследствии поговорить, а ведь адресат был, безусловно, левых взглядов, и обсуждать с ним подобные темы было вполне уместно.
Независимо от того, достаточно ли Сергей успел овладеть математикой, изучил или нет физику, его грамотность не вызывает сомнений. Читать и писать он начал не позднее одиннадцати лет. Однако, появившись в Петербурге, Нечаев доверительно сообщил новым знакомым, будто лишь в шестнадцатилетнем возрасте начал самостоятельно постигать грамоту. Ему казалось, что соратники по столичным студенческим кружкам проникнутся к недорослю особенным почтением: ничему нигде не учился — и столько знает! Тогда же он рассказывал, что родился в семье неимущего крестьянина, и поэтому ему происхождением предопределено лучше всех знать и понимать простой народ. Ложь не прибавила Сергею авторитета, но, превратившись в легенду, проникла в серьезные исследования. Так, известный историк С. С. Татищев, служивший в Министерстве внутренних дел и превосходно знавший архив III отделения, писал: «В детстве своем он (Нечаев. — Ф. Л.) не посещал никакой школы и выучился грамоте лишь на шестнадцатом году от рождения. Поступив в услужение к Порфирию Певницкому во Владимир, он был прогнан им за воровство».[46] Сведения об «услужении» Певницкому оставим на совести Татищева. В этот год письма в Москву Сергей слал из Иванова, а не из Владимира.
Сохранился еще один документ, относящийся к ивановскому периоду жизни Сергея, — показания учителя А. О. Капацинского, сделанные 29 мая 1869 года после ареста,[47] виновником которого был Нечаев. Читателю следует помнить, что текст их писался в III отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии.
«В 1864 г. я жил в Иванове, занимался частными уроками и в то же время приготовляясь к поступлению в Университет. Знакомые, с которыми я успел сойтись, посоветовали мне познакомиться с Сергеем Нечаевым, который, как говорили, тоже готовился идти в Университет. На первых порах нашего знакомства все шло хорошо: занимался он усердно, был всегда точен, что заставляло и меня внимательнее относиться к своему делу; знал он немного, больше молчал в общих разговорах, как будто наблюдая спорящие стороны, а в самом-то деле (как оказалось из последних наблюдений) боясь проговориться. В это время я составил о нем такое понятие: это мальчик (ему еще не исполнилось 17 лет), даровит, серьезно относится к своему делу, обладает очень сильною настойчивою волею (он работал около 12 часов каждые сутки). В это время я не предполагал, что он скрывает от меня что-либо, и что если видит что-нибудь худое во мне или других, то прямо высказывает это мне — как это обычно бывает между близкими товарищами. Осень 1864 г. и зиму 65-го я прохворал и не мог за ним угнаться, особенно в языках и в математике. Поэтому летом 1865 г. (в августе) он мог отправиться в Москву, а я считал себя еще не готовым, да и денег у меня не было».[48]