«Вовсе не провинциальна, — повторил он про себя. — Но, как Ньевес, безудержна во всем!»
И улыбнулся ей, не скрывая удивления:
— Почему вы интересуетесь Нечаевым? Сейчас он совсем не в чести…
Она ответила ему так же, как утром отцу. Объяснила, что занимается испанскими анархистами, а отсюда простая логика ведет к Бакунину и Нечаеву. Что и требовалось доказать. И тут же заговорила о том, над чем работает сейчас. О восстановлении демократических учреждений в Испании и о загнивании ЭТА.
Он слушал рассеянно, глядя поверх ее головы в сторону парка Монсури.
Тогда, в 1944-м, они говорили о том же с Мишелем Лорансоном. Естественно, не касаясь Нечаева: в ту пору они даже не подозревали о его существовании. Но именно в тот день, крепко поразмыслив, они пришли к обоюдному решению: не вступать в компартию. Никогда не вступать. Именно по той причине, что им не хотелось подчинять собственную мораль критерию основополагающей истины, справедливости или какому бы то ни было иному, но внешнему по отношению к самой морали, а по одному этому всегда грубо незыблемому и настолько же неопровержимому, насколько изменчивому, — критерию, навязанному со стороны.
Вторая, столь же важная причина, не давшая молодым людям примкнугь к ФКП, проистекала из первой и была связана с Полем Низаном, автором «Заговорщиков», тогдашней их культовой книги.
Когда в сентябре 1939-го, после германо-советского пакта, Низан вышел из партии, бывшие соратники обвинили его в предательстве. Они осмелились утверждать, что Низан был полицейским осведомителем: обычный способ дискредитации там, где нет подлинных доказательств. Однако среди обретавшихся в подполье интеллектуалов ФКП, с которыми он и Мишель поддерживали связь, в то время не было принято упоминать о подобных бесстыдных обвинениях. Все ограничивалось высказываемыми шепотом замечаниями, что дело не так просто, как воображают. Конечно, дыма без огня не бывает. Но придет время, и все выяснится. Объективно — мерзкое словцо, позволявшее обходить необходимость прибегать именно к объективному анализу, — объективно позиция Низана — предательство. И так далее и тому подобное.
Стало очевидно, что нельзя причислять себя к организации, претендующей называться коммунистической, где прибегают к подобным приемам.
Но Сонсолес Сапата уже оседлала любимого конька:
— А вы помните, что Нечаев говорит в «Катехизисе» о женщинах?
Нет, Марру забыл. Он уже давно не перечитывал этот текст. Она же, напротив, пробегала его глазами не далее как сегодня утром. Поскольку ей не удалось заставить себя нормально работать после неожиданно произнесенной фразы отца: «Речь идет о Нечаеве, он поймет!», девушка стала рыться в выписках и книгах, которые нашла у себя дома, разыскивая все, что касалось молодого русского нигилиста прошлого века.
— С точки зрения интересов революции Нечаев подразделяет женщин на три категории, — тоном учительницы начала Сонсолес. — В первой оказываются поверхностные натуры, без сердца и ума, — они-то и составляют большинство представительниц слабого пола; их следует эксплуатировать, подавлять, водить на коротком поводке, а если нужно — безжалостно устранять. Во вторую он зачисляет страстных, деятельных женщин, однако же не помышляющих о борьбе. Этих следует подвергнуть испытанию, чтобы выжившие смогли принять участие в сражениях за Правое дело! И, наконец, третья категория — уже приобщившиеся к революции и одобряющие ее программу действий. Последние становятся драгоценнейшим достоянием революции: «Без их помощи мы ничего не добьемся», — пишет он…
Роже Марру передернуло. Почему она об этом заговорила? Ведь он ни словом не обмолвился о том, что ее отца, возможно, застрелили две молодые женщины. Он не мог знать, что она вспоминала об убийстве Жоржа Бесса.
— Нечаев был безумцем, злодеем, — продолжала меж тем дочь Луиса Сапаты, — человеком, вовсе лишенным угрызений совести, да еще убийцей. Его «Катехизис» почти что автопортрет. Однако знаете что? При всем том, если его сравнивать с киллерами из «Прямого действия», он представляется почти что гением!
Он глядел на Сонсолес, озадаченный ее страстностью. Ее лицо дышало гневом и болью.
— Вы так полагаете? А может, мы здесь сталкиваемся просто с эффектом временного отдаления? И добавьте к этому, что Нечаев сражался против царской деспотии, защищать которую ни у кого из нас нет охоты, — возразил он.
Сонсолес покачала головой.
— Разумеется! — воскликнула она. — Вы правы! Но дело не только в этом! Можно назвать эти тексты безумными. Но в них есть напор. Их можно проорать, удобно декламировать вслух. И даже когда там написана ложь, она изложена ясным языком. А сегодняшние террористы пишут на какой-то тарабарщине. В общем, прокламации боевых групп ЭТА или «Прямого действия» — всего лишь мутная каша, рассчитанная на отпетых дебилов!