По всей видимости к нему не раз приходили такие девочки-ромашечки. Повыбирают-повыбирают, испугаются портить кожу и убегут восвояси. Но у меня решение было бетонным. Я так хотела эту самую бабочку, что с пути меня мог бы сдвинуть, ну только асфальтоукладочный каток.
Я долго листала страницы, ничего похожего на мою, уже нарисованную в воображении картинку в этом альбоме не было.
- Может у Вас еще есть изображения каких-нибудь бабочек? - робко поинтересовалась я, передавая мастеру папку с насекомыми всех видов и сортов.
- Может и есть, - он забрал свои рисунки, распиханные по файлам и скрылся в подсобке. Вернулся не сразу, и подал мне книгу. Тяжелую такую, заграничную, с глянцевыми картинками, и фотографиями людей у которых всё тело было расписным. Я долго разглядывала этот фолиант. С восторгом и трепетом переворачивала страницы, для меня открылся новый мир татуированных людей, для которых тело являлось своеобразным холстом.
Наконец я увидела её, нет, не так. Я увидела ЕЁ. С одной стороны, совершенно простую бабочку, без всяческих наворотов, без павлиньих хвостов на крыльях, без немыслимых переходов цвета. Просто контурный рисунок, но на нижних удлинённых крылышках, будто подсвеченные магическим огнём, свисали две рубиновые капельки.
- Вот эту! - Выдохнула я не в силах поверить, что подошла так близко к исполнению своей мечты.
- Ни фига себе! Как ты ее разглядеть-то смогла? Слушай, а давай я тебе еще рисунков с бабочками поищу? Одумайся девочка. - Парень выглядел растерянным, но посмотрев на моё радостное лицо, успокоился. - Эту, так эту. Где бить будем?
Я ткнула пальцем себе за спину.
- Топай за ширму, оголяй спину. Детка, придётся потерпеть, это побольней комариного укуса.
Если он думал меня напугать, то очень ошибался. Я была готова терпеть за эту бабочку любые муки. Вот и терпела.
Боль была такая, что слёзы лились не прекращая. Но я мужественно молчала, не позволяя себе даже пискнуть в присутствии мастера. Я лежала и думала о тех людях, фотографии которых украсили книгу - вот ведь молодцы какие, мне то всего лишь малюсенькую бабочку наносят, а у них всё тело разрисовано, это ж на какой подвиг они пошли, чтобы испытать не по одному разу такую боль.
- Ну что кроха, оклемалась? - Видимо сознание отключилось, раз меня сейчас теребил мой персональный садист. - Извини, но я предупреждал. Сама ведь выбрала именно эту. Неделю поболеешь, жаропонижающее поглотаешь, повязку с фурацилином прикладывать не забывай, а через семь дней придёшь снова. Я проверю, как твоя бабочка закрепилась. Всё поняла? Болезная?
Я ничего не поняла. Потопала домой только с одной мыслью никогда-никогда не возвращаться к этому ужасному человеку.
А ведь он был прав на все 100 процентов. Неделю меня бил озноб, чередовавшийся с приступами жара. Спина горела, будто в ней копошились сотни муравьёв. Моя бабочка разбухла и только влажные повязки, пропитанные фурацилиновым раствором, немного снимали напряжение. А к концу шестого дня вдруг всё закончилось. Я проснулась абсолютно здоровой. Даже сперва не поверила своим ощущениям. А когда смогла съесть завтрак и меня не замутило, когда после утреннего кофе, мир показался мне приветливо-чудесным, я прямо-таки побежала в знакомый тату-салон.
Парнишка смерил меня всё тем же скучающим взглядом, провёл за ширму, осмотрел наколку и удовлетворённо хмыкнул.
- Всё детка, она твоя. Защитница. Одевайся и топай отсюда. Да будь с ней осторожней. Может ещё захочешь наколочку? Так заходи, не стесняйся.
Я даже не стала задумываться над теми словами, что он мне сказал, татуированные на всё тело люди теперь, после пережитого, представлялись мне какими-то странными сектантами, способными ради сомнительного украшения терпеть ужасную боль. Это не для меня. У меня есть бабочка, а большего мне и не надо.
Почему мне вспомнился этот старый эпизод? Да просто тётки, намывающие моё тело, увидев тату, чуть в ноги мне не повалились. Сперва-то они отнеслись ко мне, как к какой-то замухрысчатой замарашке, а теперь, преисполнились уважения.
Сразу вспомнился эпизод из фильма про детей капитана Гранта, где туземцы хотели убить Паганеля, но увидев его татуировку, тут же сменили гнев на милость и чуть не в боги его записали.
Наконец, нарядив меня в длиннющую рубаху и мягкие тапочки, они накинули на мои плечи тяжелую накидку и повели в очередную комнату.