Один из самых любопытных фактов, с которым мы столкнулись,- это поразительно высокий коэффициент полезного действия процесса фотосинтеза. Если на рост, развитие и размножение земных растений идет примерно один процент солнечной энергии, то здесь в десятки раз больше.
Недостатка в гипотезах нет, но вот беда, - Алексей холодно усмехнулся, мы убедились, что ни одна из так называемых логических гипотез не выдерживает проверки. Напрашивается как будто один выход - обратиться к неисчерпаемому фонду неправдоподобных идей. И тогда многое может стать на место. Я-то, признаться, уже остановился на самой фантастической, самой еретической гипотезе. Не из любви к крайностям, а просто по необходимости.
Дело в том, что мы, по-видимому, встали перед чем-то не поддающимся лобовому, прямолинейному анализу. И наш привычный опыт, изощренный аппарат прямых аналогий и самых тонких ассоциаций может оказаться бесполезным. Требуется нечто большее - непредвзятость суждений. "Человек - мера всех вещей" - эта заповедь сидит у нас в крови. А на Титании успеха можно добиться, только начисто отказавшись от столь удобного до сих пор антропоморфизма.
И все-таки нужно попытаться перебросить мостик к земным представлениям. Общеизвестны реакции растений на свет, продолжительность освещения, даже на прикосновения. Но вот дальше пошли не многие. И дальше и глубже ученых пошел поэт, дерзновенно предположивший, что у цветов есть разум. Восхищаясь очарованием цветов, он воскликнул, что они хранят тайну какой-то упорной власти. Это вечные прообразы. Земля принадлежит им с начала мира. В общем, они олицетворяют неизменную мысль, упрямое желание, главную улыбку Земли. Вот почему их надо спросить. Они, очевидно, хотят нам что-то сказать...
Мне хочется напомнить полузабытые опыты. С помощью электронных приборов исследователи давно установили, что растение "отвечает" буквально криком боли, когда, скажем, побег ячменя опускают в горячую воду. Больше того, у растений обнаружили память. Один экспериментатор всячески мучил растение: обрывал лепестки, колол иглой, подрезал, жег кислотой, подносил горящую спичку, другой - бережно ухаживал за цветком, поливал, рыхлил землю, лечил ожоги и надрезы. И растение каким-то образом узнавало "мучителя". Как только он входил в лабораторию, встречало его приближение каскадом панических импульсов. И немедленно утихало, когда ему на смену приходил "добрый" человек.
Возникла мысль о существовании какой-то особой сигнальной системы у растений, так как их зарегистрированные биопотенциалы поразительно напоминали нервные импульсы животных. Кроме того, оказывается, у растений есть и свой язык. Как иначе можно объяснить, что они реагируют не только на непосредственную угрозу им самим, но и способны воспринимать кризисы родственных им организмов. Таким образом, у растений есть какой-то центр, где перерабатывается информация и готовится ответная реакция, элементы памяти, язык и даже зачатки альтруизма.
Я убежден, что здесь, на Титании, мы впервые столкнулись с разумным растительным миром. Если принять эту точку зрения, а мне она представляется бесспорной, то многие факты становятся объяснимыми. Может быть, полезно напомнить, что кроме логики иногда нужны еще и вера, и воображение, способные подчас пренебречь даже самой логикой.
Поняв по реакции слушателей, что ученым трудно принять эти поразительные выводы, Алексей предложил:
- Мне кажется, вам полезно будет внимательно ознакомиться с результатами наших экспериментов и наблюдений. Их накопилось достаточно, время мы даром не теряли, хотя и не единожды заходили в тупик. Вероятно, вам следует некоторое время поработать самим. Но, предупреждаю, - жестко сказал Алексей, - программа экспериментов должна быть согласована со мной. Никаких опытов в экстремальных условиях! Титания - опасная планета. Ее ответная реакция может быть какой угодно. Видимо, вам трудно примириться с моими требованиями, но я вынужден в интересах вашей же безопасности настаивать на этом. Отнеситесь к Титании так, словно она обладает разумом в глобальном масштабе, поверьте мне на слово. Это спасет вас от многих недоразумений, а может быть... - он помедлил, оглядывая недоверчивые лица слушателей, - а может быть, и от гибели.
После столь сенсационного доклада Васильева разгорелся жаркий спор. Алексей терпеливо выслушивал аргументы коллег и кивал головой, как бы соглашаясь с каждым доводом. Потом с шутливым смирением поднял руки над головой:
- Давайте все-таки не будем спешить с окончательными выводами, наберемся терпения.
Это положило конец стихийной дискуссии. Ученые вняли его призыву, понемногу утихомирились и разошлись по своим каютам, чтобы еще раз осмыслить все услышанное.
На командном пункте остались только Алексей и Иван. Погасив верхний свет, они смотрели в открытое окно, и безмолвный мир ночной Титании с двумя лунами в небе, словно мягко убаюкивая, овладевал их сознанием. Нелепыми и смешными казались теперь горячие споры, хитроумные умозрительные построения. Нужно было немалое усилие, чтобы встряхнуться, освободиться от колдовских чар залитого лунным светом пейзажа.
- Всякий раз, когда Титания хочет получить от нас информацию, гравитация ослабевает до земной величины, - сказал Алексей. - Правда, у меня такое чувство, что она играет нами, как кошка с мышкой. Черт побери, мы полагаем, что исследуем ее. Да ничего подобного! Она изучает нас. И кто знает, к каким выводам она в конце концов придет?
- Ну что ж, она должна понять, что мы ей ничем не угрожаем.
- Не обольщайся, Иван, - посоветовал Алексей. - В любую минуту она может наслать на нас древний морок, призраков прошлого, извлеченных из нашего же сознания, и мы, не рассуждая, в паническом ужасе бросимся к звездолету, улетим, и она прикажет нам начисто забыть о ней.
- Верно, до сих пор планета не дает раскрыть своих тайн, - согласился Иван.
- Унизительно сознавать свою беспомощность. Главное, совершенно непонятно, как Титании удается проникать в наше сознание? Давай-ка проверим, как спится нашим гостям. Быть может, потребуется их разбудить, - Алексей пристально взглянул на Ивана. - Не стоило бы подсматривать за коллегами, но что делать?
Иван пощелкал тумблерами, и на маленьком экране появилось лицо Майкла. Алексей подошел к пульту.
- Иван, выбрось гравитационный "зонтик". Как бы ни была слаба природа этой энергии, но сейчас Титании придется на два порядка усилить ее. Может быть, мы сумеем поймать на выходе то, что она извлекает из нас во сне.
Включенный в режим автономного поиска "Феникс" словно полыхнул стеной пламени - как птица взмахнула огненным крылом. На лобовой панели с неуследимой для глаза скоростью замелькали огоньки, нащупывая основной канал сигналов поток информации вовне. Внезапно они погасли.
- Есть, Иван, вот оно! - торжествующе воскликнул Алексей.
На экране "Феникса" Майкл в одних плавках верхом на вороном жеребце поднимался по отлогим мосткам на трамплин. Собрал в горсть поводья и, радостно помахав смеющейся женщине, стоявшей поодаль, бросился в бассейн. Сноп брызг взметнулся на экране, ломая изображение.
Скованное страшным напряжением появилось лицо Сергея Александрова. На экране возник командный пост звездолета, который выполнял маневр экстренного торможения. Вдавленный перегрузками в кресло, Александров, обернувшись к пилотам, что-то кричал. Промелькнули тени странных циклопических сооружений и чужое звездное небо над ними.
- Галактический Патруль! - скорее угадал, чем услышал, Алексей взволнованный шепот Ивана.
Стена пламени рассекла экран надвое, и высокие травы Титании потекли навстречу. Александров смотрел на могучий лес вдалеке, цветущий луг, и в глазах у него был и восторг, и благоговение, которое не часто можно увидеть на лице звездолетчика.