В палате, где лежала Риа, царил полумрак, окна были зашторены. Горел лишь небольшой ночник. Тейлору показалось, что Риа спит, но, тихонько подкравшись к постели, он обнаружил, что глаза ее открыты. Неподвижная, она застывшим взглядом уставилась в потолок. Правая рука, худая и бледная, безвольно лежала на животе, казавшемся до неприличия впалым.
Риа повернула голову, но ничего не сказала. В голову Тейлора не приходило ни одного слова, которое не прозвучало бы банально. Неужели трагедия автоматически превращает людей, обычно владеющих нормальным языком, в роботов, запрограммированных на произнесение только тривиальных фраз? Тейлор лишь смог выдавить:
– Как ты себя чувствуешь?
– Пусто.
Отсутствие интонаций в голосе Риа встревожило Тейлора. Эмоции улетучились из ее речи так же, как исчезли улыбка и мимика с ее лица. Тейлор поднял руку жены и крепко сжал ее, но Риа, казалось, даже не заметила этого. Она не ответила на пожатие.
– Каждую неделю я часами занималась в оздоровительном центре, желая сохранить живот плоским. – Риа невесело рассмеялась. – Мама всегда говорила: «Будь осторожна в своих желаниях».
Тейлор увидел, как из уголков глаз Риа покатились слезы, теряющиеся в ее темных волосах.
– Тебе больно?
– Нет. Доктор распорядился сделать укол, чтобы я лучше заснула. Потому я такая одуревшая.
– Оставайся одуревшей. Врач сказал, тебе надо много отдыхать.
– Еще он сказал, что нет причин не иметь другого… другого… – Риа задохнулась и не смогла закончить.
Тейлор склонился над женой, опершись о спинку кровати, и крепче сжал ее руку.
– Не надо, Риа. Не надо плакать. Поспи.
– Я не могу не думать о ребенке. – Голос Риа звенел. – Его больше нет. Он не существует.
– Тш-ш-ш. – Тейлор поцеловал закрывшиеся глаза жены, из которых продолжали литься слезы. Тейлор придвинул к кровати стул, сел и не шевельнулся до той поры, пока успокоительное не начала действовать, погрузив Риа в глубокий сон.
Тейлор покинул Риа лишь перед восходом солнца. Он зашел в комнату медсестер и проинструктировал их относительно того, что его жена должна получать все необходимое. После этого Маккензи отправился домой, где принял душ, побрился и наскоро приготовил яичницу-глазунью, которую с жадностью проглотил, поскольку со вчерашнего ленча не имел и крошки во рту. Подкрепившись несколькими чашками обжигающе-горячего черного кофе, Тейлор вернулся в больницу, захватив с собой вещи для Риа.
Задержавшись у киоска в вестибюле, он купил жене цветы. Тейлору хотелось купить розы, но в киоске были только красные, неприятно напомнившие ему цвет крови. Тейлор отверг также розовые гвоздики, которые дарят матерям новорожденных девочек, и остановил свой выбор на желтых маргаритках, смотревшихся, по его мнению, по крайней мере более весело. Выйдя из лифта, Маккензи увидел в конце коридора лечащего врача Риа.
– Я только что осмотрел вашу жену. Физически она вполне в норме, но находится в состоянии сильнейшей депрессии. Чем скорее она сможет вернуться к повседневным заботам, тем лучше. Я рекомендовал ей показаться через шесть недель.
Доктор зашагал по коридору. Тейлору хотелось схватить его за развевающиеся полы белого халата и задать тысячу вопросов, но еще больше ему хотелось видеть Риа.
С чемоданом жены в одной руке и букетом в другой Маккензи вошел в палату. Риа помешивала в тарелке комковатую серую овсяную кашу, которую только очень голодный человек мог признать за еду.
– Могу приготовить кое-что повкуснее, – предложил Тейлор, кивнув на поднос с завтраком. Он положил цветы рядом с подносом и поставил чемодан на пол. – Ты ведь никогда не пробовала мои великолепные вафли по-бельгийски, а?
Риа слабо улыбнулась:
– Спасибо за цветы. И за одежду.
– Надеюсь, принес все, что нужно. Оттолкнув ненавистный поднос в сторону, Риа спустила ноги с кровати. Тейлор рывком подскочил к ней, чтобы помочь встать.
– Я уже приняла душ, так что буду готова через минуту.
Тейлор намек понял: его не приглашали помочь одеться.
– Я пока займусь документами на выписку, – сообщил он, пятясь к двери.
– Я уже все подписала.
– Тогда оплачу счет.
– Оплачено. Я позаботилась и об этом. Тейлор раздраженно поджал губы.
– Сегодня утром ты была очень занятой леди.
– Прости меня, пожалуйста, – холодно заметила Риа, – но я хотела бы одеться и побыстрее убраться отсюда.
Через несколько минут Риа вышла из палаты. Губная помада кричаще-ярко выглядела на ее бледном лице. Больничное кресло на колесиках, казалось, вот-вот расплавится от испепеляющего взгляда, которым посмотрела на него Риа.
– Я в состоянии идти самостоятельно.
– Это их правила – не мои. – За креслом стояла не медсестра, а Тейлор. И именно он резким кивком головы приказал Риа сесть в кресло. Терпение Тейлора было на пределе.
Уже в машине Риа сказала:
– Можешь ехать ко мне домой. За своими вещами я заеду позже. – Тейлор умышленно пропустил нужный поворот. – Ты слышал, что я сказала?
– Слышал, но не слушаю. Риа резко отвернулась.
– Поступай как знаешь. Так даже лучше: мне как раз нужно забрать свою машину. Сделаю все в один прием.
Тейлор включил радио погромче и, фальшивя, принялся подпевать звучащей из динамиков песенке.
Остановив машину, Тейлор попытался опередить Риа, открыть дверцу с ее стороны и помочь выйти из автомобиля, но она, казалось, решила все делать сама и игнорировала любые проявления посторонней помощи. Войдя в дом, Риа прямиком направилась к стенному шкафу в спальне, сняла несколько вешалок с платьями и бросила их на кровать. Как только она попыталась уложить первое сложенное платье в чемодан, Тейлор шагнул к жене и вырвал платье у нее из рук.
– Да что, черт возьми, с тобой происходит? Что ты делаешь?
– Отдай платье. Я укладываю вещи.
– Зачем?
– Я возвращаюсь домой.
– Последние несколько недель твой дом был здесь.
– Тому была причина. Теперь эта причина завернута в пластиковый мешок и лежит в мусорном баке на заднем дворе больницы.
Как только эти слова слетели с ее губ, Риа зажала рот руками и рухнула на постель.
– О Боже! – простонала она. Несколько минут Риа сидела, раскачиваясь взад-вперед, и причитала. Потом отняла руки от лица и посмотрела на Тейлора.
– Прости. То, что я сказала, ужасно. – Она несколько раз судорожно вздохнула и нервно вытерла руки о блузку. – Тейлор, ты был прекрасен во всем. Вчера. Этой ночью. Утром. Очень мило с твоей стороны, что ты принес цветы. – Риа бросила взгляд на успевшие подвянуть маргаритки, которые она небрежно швырнула на кровать, войдя в комнату. – Я благодарна тебе за все проявленное тобой внимание и терпение, Тейлор. Но… но основной причины, по которой мы заключили брак, больше не существует. – Риа сморгнула слезы. – Доктор сказал, что я должна как можно быстрее вернуться к своим повседневным заботам. В сложившихся обстоятельствах это означает…
Риа подняла глаза и поразилась тому, что разговаривает с пустой комнатой.
Тейлору иногда приходилось выпивать за ленчем по служебной необходимости (предлагая клиенту или же по приглашению клиента), но он никогда не пил раньше десяти утра. Поэтому, когда первый глоток шотландского виски обжег ему желудок, Тейлор задохнулся и заморгал глазами, на которых выступили слезы. Но чтобы доказать себе, что может, Тейлор, прежде чем выйти во внутренний дворик, осушил стакан до дна.
Внутренний дворик, к которому успела приложить руку Риа, как и все в доме, выглядел словно лицо после пластической операции. По всему дворику были расставлены корзины и горшки с распустившимися цветами. Тейлор и прежде разводил цветы в своем патио, но уже к середине лета они либо коричневели от недостатка влаги, либо желтели от чрезмерной поливки, либо разрастались в беспорядочные заросли, поскольку Тейлор забывал их вовремя подрезать. В этом году цветы были по-домашнему прекрасны и ухожены, являя типичный пример улучшений, которые привнесла в дом Риа. И она вовсе не стала менять все и вся как попало, подобно придурочной хозяйке в комедии Нейла Саймона. Риа всегда спрашивала разрешения Тейлора, прежде чем передвинуть даже стул на несколько сантиметров.