- Я думаю, ты должна поехать сама, - тихо ответил Михаил. Он и так слишком грубо вмешался в ее жизнь.
Она согласна кивнула.
-Значит мне пора.
Михаил спокойно наблюдал, как Алена обувается в прихожей. У нее странные туфли. Темно-коричневые с круглым носом, на платформе с несколькими рядами кожаных полосок, плотно облегающих щиколотку. Оглушая вжикнул замок на правой пятке, затем на левой. Смешно заурчал ее телефон.
- Такси, - тихо сообщила Алена.
Оплатить по закону жанра должен он, но это так пошло.
- Можно тебе позвонить? – вдруг выпалил Михаил.
Она молча достала из сумки блокнот и торопливо нацарапала остро заточенным карандашом ряд мелких цифр. Забирая бумажку, он ненадолго сжал ее пальцы. Она осторожно высвободила их и переступила порог, одарив его напоследок короткой улыбкой. Лифт жалобно заскрипел. В квартире снова воцарилась тишина.
*****
На добротной лавке из некрашеной древесины сидела щуплая старушка с пышной химической завивкой. Лариса Николаевна, мать Алены, дама предусмотрительная. Когда ночью ей позвонил зять с вопросом, не в курсе ли она, где его супруга, она на всякий случай заверила, что дочь гостит у нее и в данный момент спит, но утром будет дома. Одному Богу известно, чего ей стоило дожить до утра. Периодически она набирала номер дочери и слушала бесконечные длинные гудки. С ней все в порядке, никаких сомнений. Так подсказывало чуткое материнское сердце. Главное, чтоб она не натворила дел. Как только забрезжил рассвет, мать при полном параде помчалась к дому Алены и устроилась на лавке у подъезда. Пышные кусты сирени с почерневшими цветами на макушках надежно скрывали ее от посторонних взглядов и дарили желанную утреннюю прохладу. Женщина терпеливо ждала, полагаясь на интуицию. И все же, когда вдалеке замаячила знакомая фигура, Лариса Николаевна облегченно выдохнула.
Алена остановилась возле лавки и растерянно уставилась на мать. Строгое хлопковое платье, черная лаковая сумочка и плетёные туфли на приличном каблуке. Мать себе не изменяла. Они не виделись два года и практически не общались, если не считать коротких телефонных разговоров по большим праздникам. Все же она постарела. Тщательная маскировка седины краской цвета темного каштана не спасала. От гнева до боли знакомые черты лица казались острее. Обжигающе холодным взглядом она приказала дочери сесть. Как под гипнозом Алена опустилась на лавку, предусмотрительно уложив перед собой бумажный пакет, отделяя от матери свое личное пространство.
- Как всегда пахнешь ландышами, - с наигранной веселостью отметила она, поморщившись от приторных духов пожилой женщины.
- Где ты была?
- У мужчины, - просто ответила дочь.
- Твой мужчина звонил мне ночью от того, что не наблюдал тебя рядом.
- Боюсь, он уже не мой.
Лариса Николаевна всплеснула руками. На ее дряблых скулах нервно заиграли желваки.
- Невероятно! Отец в гробу перевернулся.
- Не сомневаюсь, только не от того, что я один раз не пришла ночевать домой.
- Я всегда знала, какой ты фрукт. Сегодня прикрыла тебя, - после долгой паузы надменно сообщила мать. – Не благодари и в следующий раз думай своей башкой. Кому ты нужна?! Уже не девочка. Не работала ведь ни дня и далеко не красавица. Дмитрий твой просто загляденье. И при положении, и при деньгах. На таких молиться надо, а не шляться по ночам. Жаль, что Ладе так не повезло. За что столько бед и страданий бедной девочке!
- Лада может теперь подсуетиться. Хотя без обид, но у нее нет шансов.
Лариса Николаевна соскочила с лавки и отвесила дочери оплеуху.
- Скурвишься – к нам не приходи, - и быстро заковыляла прочь.
- Вот и поговорили, - пробормотала Алена, не сводя взгляда с бегущего каштанового одуванчика.
*****
Дмитрий с остервенением крутил педали велотренажера, когда щелкнул замок в прихожей.
- Лена! – сразу начал напирать он, но осекся, увидев супругу.
С поникшим лицом она безуспешно дергала замок на туфле. Зажатый под мышкой бумажный пакет сильно мешал ей.
- Что случилось? – упавшим голосом спросил мужчина.
Его влажная от пота грудь высоко и часто вздымалась над кубиками пресса. Алена отрицательно покачала головой и в обуви прошла на кухню. Как только она опустила пакет на стол, он беспардонно раскрыл его и извлек на свет бутылку Шардене и банку оливок. Господи, да ведь она обычно даже рюмку вина не в состоянии осилить.