— А за сколько он его может взять?
Люси пожала плечами:
— Тут как сторгуетесь. Но я бы не меньше десятка золотых требовала.
— Понятно… — протянула я. — А сколько будет стоить такое платье? — показала на то, что было на мне.
— Так около золотого, — пожала она плечами.
— А сколько времени займет чистка моего платья?
— Чистка-то недолго, а вот сохнуть оно будет до утра.
— Н-да…
И что мне теперь делать? Сутки сидеть в номере в одной ночной сорочке? Я, конечно, могу и посидеть, но мое неистребимое любопытство требовало выйти на улицу и оглядеться в новом мире. Да и вообще, мало ли что. А я в неглиже.
Подумав немного, я решилась:
— Люси, давай так: ты отнесешь к старьевщику это платье и принесешь мне за него одиннадцать золотых. Все, что сторгуешь выше этой суммы, твое. Идет?
Девушка удивленно на меня посмотрела, потом неуверенно кивнула, будто не веря своим ушам:
— Идет.
А потом в ее глазах загорелся такой огонь, что я поняла — старьевщика сегодня ждет крайне азартный торг, и Люси выдавит из него все, что можно. И правильно.
— И еще, — добавила я и осмотрела себя. — Мне нужно новое платье на смену этому.
— Новое? Или подойдет что-то из лавки старьевщика? Там купить можно дешевле.
Азарт в глазах девушки не угасал. Наверное, она думала о том, сколько еще в таком случае сможет у него выторговать.
Я же плохо представляла, что тут можно приобрести в местном сэконд-хенде и в каком оно будет виде. Не хотелось бы вместе с платьем получить вшей или других насекомых. Не такая у меня пока дикая нужда.
— Лучше новое. Это возможно?
Люси с сожалением кивнула:
— А то как же. Вам такое же нужно? — кивнула она на меня.
— Необязательно. Но шнуровка должна быть впереди, и никаких ярких кричащих расцветок. Мы с тобой примерно одного роста, можешь выбирать как на себя.
— Да… — она прошла оценивающим взглядом по моей фигуре, потом посмотрела на свою плоскую грудь и поморщилась: — Да, все остальное поправит шнуровка. Тогда из вашей доли вычту еще золотой на платье.
— Хорошо. Когда тебя ждать?
— Через час.
— Заберешь потом в стирку мое платье?
— Заберу. Но с вас десять медяшек, — тут же задрала она нос.
— Трактирщик сказал, что эта услуга стоит пять. Или мне лучше обратиться к другой служанке?
— Ой, ну что вы сразу к другой-то? — всплеснула она руками и досадливо передернула плечами. — Пять так пять. Я ж думала, вам побыстрее нужно, а за спешку я всегда больше беру.
— И что, насколько быстрее вышло бы? — усмехнулась я, глядя на эту ушлую девицу.
— Быстрее, — уклончиво ответила она и ухватила платье. — Ладно, через час буду у вас. Даже пару платьев на выбор принесу.
— Спасибо, Люси, — поблагодарила я и, когда она уже собралась унестись прочь, добавила: — Я с тобой. Сходим к трактирщику и расскажем о нашей сделке.
— Зачем это? — так искренне удивилась девушка, что я даже на мгновение усомнилась в своем решении.
Но я уже немного знала Люси и доверять ей не могла. Может, такие просьбы от постояльцев у них тут и в порядке вещей и никто не требует никаких гарантий, но я решила перестраховаться. За свои годы я успела много навидаться.
— Мне так будет спокойнее.
Через час Люси и в самом деле принесла мне десять золотых и два платья на выбор: зеленое и синее. Я взяла зеленое — оно показалось мне интереснее. Люси забрала грязное и, довольная жизнью, вышла. Я же переоделась и положила дневник, который читала, пока служанка не вернулась, обратно в чемодан.
К сожалению, ничего по-настоящему нужного я пока в нем не вычитала. Девушка начала его писать около года назад после смерти родителей, выплескивала на страницы дневника горечь от их потери и непонимания окружающих.
«Мне всегда казалось, что родители в моей жизни — нечто вроде константы, то, что никуда и никогда не денется. Как же сильно я на них обижалась, когда год назад они отправили меня учиться в пансион, который все гордо именуют институтом благородных девиц. По мне так это пансион благородных клуш! Можно подумать, я и сама не знаю, как вести себя в обществе! Но нет, получить хотя бы несколько лет такого образования считается крайне престижным, а они для своей дочери хотят только самого лучшего.
И вот теперь их нет, а я даже не сказала им, как сильно их люблю…»
Постепенно ее монологи становились все больше. Это говорило о том, что с окружающими девушка общалась все меньше. Это подтверждала и ее характеристика из института. Еще я узнала, что брат ни разу не приехал ее навестить. Он предпочел забыть, что девушке ее возраста и положения даже в институте благородных девиц, где пансионерок снабжают всем необходимым, нужны платья и прочие мелочи для выездных балов, которые случались хоть и нечасто, но регулярно. Однажды Элис ему об этом написала, но получила ответ, что сейчас тратить деньги на ее гардероб нецелесообразно. А вот когда она приедет после окончания института, тогда и сможет заказать все, что ей нужно для выхода в свет. Тогда же Элис пожаловалась дневнику, что брат ее никогда не любил и не замечал, считая маленькой бессловесной куклой. А еще, скорее всего, дело в том, что он и сестрой-то ее не воспринимал из-за того, что у них разные матери и большая разница в возрасте.