— Мне уже сообщили, — лекарь снял сюртук и шляпу и кинул их в руки трактирщика. — Дорогуша, а вы что здесь делаете? — удивился он, увидев меня рядом с пострадавшим.
— Помогаю в меру сил.
Он нахмурился и взглянул так, будто я собралась отнять у него его хлеб:
— Можете быть свободны, дорогуша. Насколько я знаю, вы не оканчивали медицинский университет. Дальше я сам.
— Да ради бога, — пробормотала я, собираясь встать, но меня внезапно снова ухватили за руку.
Только теперь это сделал не мальчик, а его отец.
Я встретилась взглядом с мужчиной и только тут обратила внимание, какие они у него необычные: голубые и яркие, опушенные густыми ресницами. Для брюнетов такой цвет редкость. И вообще мужчина был очень интересным. Не классический красавчик, но женская погибель точно. Эх, где мои семнадцать лет?
Хотя о чем это я? Чур меня, чур!
Н-да, в молодое тело я-то попала, а вот образ мыслей остался прежним. Надеюсь, я скоро привыкну и перестану брюзжать по-стариковски даже про себя. Иначе так и выдать себя можно.
— Уведите Жоржа отсюда. Нечего ему тут делать, — тихо попросил он.
Я кивнула, и он отпустил мою руку. Мужчина был прав. Нечего ребенку здесь оставаться. Надеюсь, мне удастся его уговорить.
Подошла к мальчику:
— Жорик, лекарь сейчас будет лечить твоего папу, и ему ненужно мешать.
— А я и не буду мешать, — уверил он меня. — Буду сидеть тихо-тихо.
— А вдруг не получится и ты помешаешь? Давай мы лучше с тобой пойдем пить сладкий чай? А потом придем к папе и принесем ему чего-нибудь вкусного.
— Вкусного?
— Конечно! Когда человек выздоравливает, ему нужно кушать много вкусного. — Я помогла мальчику спрыгнуть на пол и взяла за руку.
— А почему, когда я болею, мне не дают вкусного?
— Ну, болячки бывают разные. И вообще, что для тебя вкусное? Что ты любишь больше всего?
Так, забалтывая мальчика, я увела его из зала. Следом шел трактирщик.
— Пойдемте в кухню. Вы ведь еще не завтракали, — он показал рукой направление.
— Мне бы помыться и отдать в чистку платье, — со вздохом посмотрела я на грязные манжеты и подол.
— Это к Люси. Отдайте ей, она все сделает.
— А сколько это будет стоить?
— Пяти медяшек хватит. — Мы подошли к умывальнику, который стоял в кухне. — Вот, умывайтесь.
— Спасибо. Жорик, давай мыть руки, — позвала я мальчика, который с интересом разглядывал кухню.
Стоило нам сесть за стол, как перед нами тут же поставили омлет, булочки с капустой и компот.
Я с удовольствием приступила к еде. Признаться, проголодалась сильно. Организм явно восстанавливался после болезни и требовал подкрепиться. Потому, наверное, не сразу заметила, что мальчик ничего не ест, только ковыряется в тарелке.
— Жорик, ты чего?
— Я не голоден, — он упорно смотрел куда угодно, только не на меня.
— Эй, с твоим отцом все будет хорошо! Вон он какой у тебя большой и сильный!
Губы мальчика внезапно задрожали, и он поднял на меня полные слез глаза:
— А вдруг он умрет и навсегда исчезнет, как мама?
— Твоя мама умерла?
— Не знаю, — он отвел взгляд. — Она просто исчезла. Мне так Абигайль рассказывала.
— А кто такая Абигайль? Твоя подруга?
— Нет, вторая папина жена.
— Может, стоит ей дать знать, что с вами случилось?
Жорик посмотрел на меня совсем хмуро и буркнул:
— Нет.
Я подала ему компот.
— Пей. Тебе сейчас нужно больше пить, чтобы восстановиться. Он сладкий и вкусный.
Мальчик недоверчиво посмотрел в кружку, но все же выпил содержимое. Я протянула ему пирожок и, пока ребенок не отказался, спросила:
— Ты не любишь Абигайль?
Он неопределенно пожал плечами.
— Не знаю. Она была неплохой, но тоже исчезла.
— В смысле?
— А в прямом, — рядом оказалась Люси и с азартом в глазах, будто выдает шикарную сплетню, сказала: — Женщины в доме графа Риярда долго не задерживаются. Исчезают в неизвестном направлении, и никто об их судьбе ничего не знает! — И сделала большие глаза. — Граф — страшный человек. Говорят …
— Неправда! — неожиданно взвился Жорик на ноги и сжал кулаки. — Кухарка, вон, у нас живет и ничего! И служанки тоже есть! Все живут! Никто не пропал! И отец у меня хороший! Слышишь, дура! Хороший и добрый! Дура, дура, дура! — ребенок уже кричал и тяжело дышал, готовый или кинуться на служанку, или сорваться с места и унестись прочь.
Я опешила от такой вспышки, а потом кивнула:
— Согласна с тобой, Жорик, дура она как есть.
— Она… А? — ребенок так растерялся от того, что с ним согласились, что осекся и захлопал глазами.