Выбрать главу

— "Ваша светлость", — протянула я с безупречной вежливостью через сумевшую-таки расплыться на губах предательскую улыбку и тихонько пискнула, когда супруг тут же зажал меня в углу и шутливо ущипнул за бок.

— Я не выпущу тебя из этой кареты, пока ты не назовешь меня по имени, — пригрозил, напустив на себя совершенно не правдоподобную суровость. Его глаза смеялись. Искрились теплым смехом, которому невозможно было сопротивляться и удержаться от того, чтобы не рассмеяться в ответ.

— Что же вы собираетесь делать здесь со мною все это время?

— Целовать, — признался д'Арно просто, нежно отвел выбившийся из моей прически локон от лица, и не спешил потом убирать руку. — Пока ты не забудешь о своем упрямстве и о моей невозможности. О нашем венчании. Его причинах. Его последствиях. Не забудешь обо всем на свете, и не ответишь мне снова так же, как в той гостиной на балу…

— Тогда не назову, — слетело с губ, и я запоздало быстро прикрыла рот кончиками пальцев, широко распахнув глаза от собственной откровенности.

Продолжавшие неторопливо скользить по моей щеке пальцы д'Арно замерли, глаза вспыхнули торжеством.

— Не называй, — согласился он тихо.

Отвел мою ладонь от лица и прикоснулся к пальцам губами, начав томительно медленно спускаться нежными поцелуями к запястью, оставляя против воли на коже волнующий след…

Да, я желала забыть. Желала забыть обо всем сейчас так же страстно, как когда безрассудно откликнулась в той гостиной на порыв даже не принадлежавшего мне мужчины, и вычеркнула на несколько коротких минут из собственного сознания обязательства, угрозы, совесть… Позволила себе утонуть ненадолго в том спасительном омуте. Позволила себе дышать…

Только сейчас все было иначе.

Сейчас это желание больше не сдерживали фальшивые рамки. Сейчас отвратить от этого мужчины смогла бы только грубость… которой не было. И когда он снова дотронулся до моих губ поцелуем, хрупкий ледяной барьер, еще остававшийся, между нами, просто сломался. Растаял, исчез. А я с готовностью раскрылась навстречу, принимая откровенную ласку…

И опомнилась лишь, когда супруг вдруг легко подхватил меня за талию, и я оказалась у него на коленях.

Ладони слабо уперлись в его плечи.

— Милорд, это…

— …возмутительно, — охотно завершил он, практически в точности воспроизведя утренний тон леди Агнес, и притянул к себе ближе.

Горячие губы вновь завладели моими, не дав сказать больше ни слова, а спустя мгновенья все слова затерялись вновь.

Один обрывок мыслей сменялся другим, не удерживаясь в сознании и уносясь прочь, оставляя за собой только вихрь ощущений. Незнакомых, пленительных… Обжигающих, как пламя, но к которому хотелось стать еще ближе, раствориться в нем, позволить пройти целительным огнем по своей душе и прошлому, уничтожить все сомнения, еще продолжавшие протягивать свои холодные щупальца ко мне…

И даже не подумала сопротивляться, когда почувствовала смявшую юбку ладонь, затем уверенно опустившуюся на тонкий батист панталон… пробежавшие по крючкам на спине пальцы супруга… начавшее сползать с плеч платье…

— Я самым непростительным образом уснул вчера, — прошептал д'Арно покаянно, отстранившись немного, и я поймала его хмельной взгляд. — Не устраивать же нам нашу первую ночь в карете… — с нескрываемым сожалением продолжил он и снова припал к моим губам долгим, требовательным поцелуем. — Хотя… — пробормотал, оторвавшись на миг, и поцеловал снова. — С другой стороны… — лежавшая на бедре ладонь скользнула выше, а последовавший за этим головокружительный поцелуй смахнул слабый порыв прервать ласку. — Я обещал не выпускать тебя отсюда… — еще один поцелуй. — А джентльменское слово следует держать… — поцелуй. — И заняться нам чем-то здесь надо…

Туман перед глазами наконец прояснился, и я запоздало поняла значение сказанного.

— Милорд! — попыталась одернуть его. Однако возмущенной интонации не вышло. Хрипловатый голос и сбившееся дыхание не желали повиноваться абсолютно и выдали истинные чувства с головой. — Вы невозможны, — густо покраснела я, прочитав пьянящее торжество в глазах супруга.

— "Ты", — ласково поправил он.

— Ты, — сдалась я, признавая поражение и перед ним, и перед собой, но больше не чувствуя никакой вины за это. — Нам лучше вернуться, милорд, — на сей раз добавить долю серьезности в слова удалось.

— Ммм?.. — его рука напряглась, удерживая, глаза загорелись озорством.

— Грегори, — прошептала покорно. И удивилась, как естественно это вдруг прозвучало. Совсем по родному… Словно я его уже целую вечность называла так. Грегори.