— Я обещал, что мы получим новый корабль — новый корабль мы и получим, — на одном горячем дыхании выпалил Сайрус, склонившись к нему. — Или в добавок к новому кораблю они желают нового капитана?! — проревел угрожающе, и Джеф съежился в жалкий комок.
— Сайр, нам не вернуться без тебя, — нешуточный испуг от озвученной перспективы, показалось, даже вернул живость его голосу, а самого Сайруса, увидевшего это, заставил ослабить хватку.
— Вот об этом пусть и вспоминают, — отчеканил он. — И почаще.
Глава 17
Смысл лежащего на коленях письма постепенно терялся в прокравшихся в библиотеку ранних сумерках.
Я была одна. Жака среди темных стеллажей балкона не наблюдалось; и ранее, после беглого осмотра помещения никого другого здесь также не обнаружилось. Не мог недолюбливавший меня дворецкий и незаметно проскользнуть сюда из коридора: дверь через балясины балкона с этого кресла просматривалась отлично.
Но заняты тревожные мысли сегодня были не картой.
А лежавшим на коленях письмом.
"…тебе лучше пока оставаться в замке…" — снова и снова выводила почерком Рональда память то, что в полутьме уже не могли различить глаза.
Дальше приводились завуалированные — на случай неожиданных любопытных глаз — аргументы. Прежде всего — никаких проблем от приставленной ко мне охраны не было, и никто еще ни разу не порывался обыскать таверну. Нежелание пленницы выходить, по- видимому, там воспринималось лишь как знак протеста. Кроме того — сам д'Арно тоже с тех пор не заглядывал с визитом. Похоже, заперев, наконец, свою строптивую воспитанницу, герцог вздохнул спокойно и совершенно позабыл о ней. Что ж, неудивительно… А что касалось отпущенного на последний ключ времени — и с этим можно было не торопиться, как заверил Рон. Организованная королем свадьба собственного советника наверняка не будет планироваться на зимний сезон, поэтому, как минимум, до весны, шансы у нас еще остаются.
И герцогский замок — для зимовки место гораздо более подходящее.
Я сложила листок и убрала его за корсаж.
Да, это все были разумные аргументы… Только их должна была привести я сама, объясняя, почему мне следовало теперь задержаться здесь после недавно отправленного Рональду письма, кричащего о моем "скором возвращении", и так и не выдавшейся до сих пор возможности подобраться к графу. Я, а не Рон.
To он едва соглашается на эту авантюру, хмуря брови и сжимая челюсти и кулаки… To присылает мне это письмо, где ясно говорится, что брат желает оставить меня здесь до самой весны. Конечно, я могла что-то не так понять среди этих осторожных недосказанностей…
Я вытащила листок снова и попыталась перечитать его в который раз уже, но теперь мне потребовалась бы свеча, и я снова его убрала.
Сегодня, определенно, больше было не до моего таинственного особняка.
Обратный путь в башню прошел в тяжелых раздумьях. Странная перемена в настроениях брата не укладывалась в голове. Не хотелось допускать настолько уж предательских мыслей, но подозрения, что меня просто решили вычеркнуть из дальнейшего плана (раз уж толку от способности читать мудреные карты теперь никакого), назойливо и пусто скребли на душе.
Ступени к башенной комнате сегодня тянулись нескончаемо, не желая завершаться. И я уже давно не чувствовала себя такой смертельно уставшей, будто и не было всех этих тренировок… Но, стоило только выйти на небольшую площадку перед своей комнатой — как и письмо, и Рон мгновенно выветрились из головы.
Дверь была приоткрыта на тонкую щель, из которой на ковер лестницы падал свет.
Там, внутри, кто-то был.
И кто посмел бы в мое отсутствие прийти ко мне в спальню, нисколько не таясь при этом, я догадывалась.
"Трельяж!.." — пронеслась лихорадочная мысль.
О запасном ключе к трельяжу я тогда, разумеется, заботиться не стала. Это было единственным местом в комнате (не говоря уже обо всем замке), где можно было — пусть с опаской — но все же спрятать необходимые для Розалинды баночки; и еще один обладатель ключа мне был совершенно ни к чему. И сам замочек казался слишком уж мудреным на вид, чтобы его возможно было открыть той же шпилькой.
По крайней мере, хотелось надеяться на это.
Я шумно втянула в себя воздух и толкнула дверь.
Посреди комнаты стоял… Жак. Нет, он не держал в руках мои драгоценные баночки — трельяж, на беглый взгляд, был абсолютно не тронут. Дворецкий держал в руках мою карту. Мою. Карту.
Ладонь запоздало взлетела к груди, но я и так уже знала, что за корсажем, кроме письма Рона, ничего не было.