Кэт рассказывала, а игумен уже видел все это своими глазами…
…Раннее утро на Лене. Нагромождение скалистых уступов. Удивительной красоты леса, словно бы вспарывающие туман своими верхушками, резкие и непривычные для городского человека крики птиц.
Или же утренний туман, когда не видишь на расстоянии вытянутой руки, и вдруг мощной силы удар по воде, который производит крупная рыбина, выскочившая из глубины вод в погоне за мелкой рыбешкой, заставляющий вздрагивать даже бывалого человека.
А вот красавица-медведица, лакомившаяся пойманной рыбой. Вокруг играющие друг с другом медвежата, которые, лишь учуяв посторонние звуки и завидев идущее по реке судно, затрусили под спасительные широкие кроны елей.
Кэт даже пробовала ловить рыбу. Вначале Сиверс увлеченно помогал. Но каждый раз она выпускала пойманную рыбину обратно. Ей не хотелось видеть, как та будет умирать в мучениях у ее ног. Сиверс махнул на это рукой. И следил лишь за тем, чтобы она сама за борт не вывалилась.
Судно продолжало свое монотонное движение. Сиверс и сам уже не выдерживал, часто перегибаясь за борт. Его мутило.
Что же тогда говорить о молодой девушке, которая к концу этого путешествия лежала словно куль, почти без движения и вся зеленая лицом…
Когда они наконец-то добрались до Якутска, то там же, на берегу Лены, имели возможность сходить в баню.
Кэт в ней чуть не угорела. Местные бабы вытащили ее полуживую на воздух.
Когда Сиверс увидел, что Кэт на руках выносят из бани, то бросился к ней.
– Убью, дуры. По этапу у меня в Сибирь пойдете…
Бабы, более от неожиданности, чем со страху, чуть не уронили девушку.
– Куда уж далее-то? И так уж, почитай, в самой Сибири, – молвила в ответ банная девка Фрося – самая молодая из них.
Сиверс понял, что, действительно, дальше и послать их уже некуда, и более спокойным голосом:
– Что с ней? Да прикройте же ее, нехристи. Она же ангельского чина.
Одна из женщин уже сама вынесла большой плат и прикрыла им Кэт.
– Да кто же знал, что она по-нашему-то не понимает, – отвечала все та же Фрося. – Я спрашиваю: парку-то поддать? А она знай улыбается да головой кивает. Я и поддала. А она опять головой кивает. Я и поддала…
– Тебе самой не мешало бы по одному месту поддать.
– Так я и не против. Особенно после баньки-то. Совсем не против…
Сиверс внимательно посмотрел на эту ядреную, раскрасневшуюся от жара девку, которая сама была в легкой мокрой ночной рубашке, плотно облегающей ее красивое молодое тело.
– Кто же она такая, что вы весь, как петушок молодой, вокруг нее ходите?
– Да почитай, что самой государыни императрицы Марии Федоровны как дочка будет… – после небольшой паузы ответил Сиверс.
Бабы, стоящие вокруг Кэт и до этого слушавшие перебранку Фроси с Сиверсом, сразу же переключили свое внимание на девушку. Это когда же еще в Сибири «императорскую дочку» живьем-то увидишь?
Но вот Кэт открыла глаза. И все вздохнули с облегчением. А Фрося пошла в баню, но на пороге задержалась и, загадочно улыбаясь, внимательно посмотрела на Сиверса…
Владыка Мелетий, епископ Якутский и Вилюйский, стоял на коленях на молитвенном правиле в своей резиденции. Вошедший в палаты юноша склонился над епископом и сказал о приезде гостей. Владыка перекрестился. С помощью церковного служки уже престарелый архиерей поднялся с колен и опустился в стоящее рядом кресло.
Кэт и Сиверсу разрешили войти. Они оба склоняются под благословение владыки. И затем по приглашению Мелетия рассаживаются в стоящие рядом кресла.
– Вот ты, оказывается, какая, – начал владыка, всматриваясь в лик молодой девушки. – Я представлял тебя немного старше. Матушка императрица мне отписала все про тебя. И про то, что на войне с нами была, и про твое желание найти лечебную траву для несчастных. Есть такая трава. Сам ее видел.
И тут владыка улыбнулся.
– Хотя, дочь моя, как ты и сама понимаешь, трава может быть самой разной, все в руках Божьих. К тому же мне хорошо известны все трудности, лишения и опасности, через которые тебе надо будет пройти, чтобы добраться до бедных прокаженных. Однако сейчас время обеда, и я приглашаю вас разделить со мной мою трапезу. В дороге-то вас никто уже так не накормит.
Все встали. Послушник поддерживал преосвященного Мелетия.
Кэт и Сиверс выходят вслед за владыкой из кабинета, и двери закрываются.
Столовая в резиденции преосвященного Мелетия была скромной. Стол на двенадцать персон да угловой резной иконостас.