– Ты не тараторь, пожалуйста. И если можно, то лучше попроще и без звезд. Саму сущность. Мне сейчас, если честно, не до разговоров…
– Можно и попроще… Он как бы несущий в себе два сосуда. Один наполнен живой, а второй – мертвой водой… То есть, возвращаясь к теме о возрождении через смерть…
– Это мне понятно… И как я понимаю, в первую очередь несущий Слово, способное оживлять каждого соприкоснувшегося с ним…
– А поэтому, подруга моя, не обращай внимания на чьи-то сомнения и развернувшиеся споры вокруг того, кто написал твоего «Конька-Горбунка»… Помни, что Истина всегда за невзрачной внешностью…
– Повтори, я не поняла. За какой внешностью? – переспросила Татьяна.
– Я тут в Интернете посмотрела его прижизненные портреты… – чуть прибавив в голосе, продолжила Александра. – Неброская, я бы даже сказала, серенькая, заурядная внешность… И вдруг меня осенило… Он ведь по авестийскому гороскопу соловей. Вспомни эту невзрачную птичку. Она никакая, а ее слушают все. Вот в чем его мудрость. И при этом вновь этакая двойственность: он и сам как символ некой жертвы и одновременно символ высочайшего искусства. Все видел наперед, все понимал и предчувствовал. И это заложено в его сказке… И даже то, что будет несчастная любовь и одиночество непонимания, – все предвидел и смиренно шел этим путем, так как был очень привязан к близким, родным, традициям. Такому человеку нужно было вести жизнь одинокого странника. Зачем он вернулся в Сибирь?..
– Это я уже знаю… Лишь по настоянию своей любимой матушки принял он решение вернуться в Тобольск…
– Пусть так, но ты должна понимать, что каждый из нас, вне зависимости от желаний и собственной воли, должен платить и по своим долгам, и по долгам наших предков. В противном случае мы лишь увеличиваем фактор роковых явлений уже в собственных семьях… Вот и в его судьбе я прочитала нечто о том, что жестко коснулось его лично за непослушание и неисполнение какого-то клятвенного заверения…
– О чем ты, о каком клятвенном заверении ты говоришь?
– Об этом ты сама должна узнать или, по крайней мере, понять.
– То есть, как я теперь начинаю догадываться, выходит, что он забыл про свой Богом данный ему талант, зарыл его в землю и стал как все…
– Вот именно, стал как все… И еще, что очень любопытно, – продолжала Александра, – такие люди уже рождаются как бы стариками, то есть сызмальства зрелыми людьми, но потом всю жизнь свою печалятся и тоскуют, ибо предчувствуют, ведают о том, что не дано знать иным. Вот где спрятана настоящая загадка его трагической судьбы…
– Пожалуй, что могу с тобой в этом согласиться. Хотя он был прекрасным педагогом, всегда окружен людьми…
– И это совпадает с его звездами: такие люди действительно могут быть и прекрасными педагогами, и психологами… И еще что открыли мне звезды… Такие люди появляются раз в сто лет… Это пророки. И Ершов, думается мне, один из них… Они приходят в наш мир подвести итоги периода жизни нескольких поколений… Но при этом они не являются высшими арбитрами, а их Слово – это все равно что звон вечевого колокола, который извещает нам о скором свершении Божьего суда.
– Божьего суда, говоришь? Очень интересно…
– Но и это еще не все…
– То есть?
– В его жизни есть тайна, которая и повлияла на всю его судьбу… Такое впечатление, что он проходил какое-то особое посвящение… Да это и произошло, скорее всего, в детские годы…
– Мне кажется, что я уже знаю, что тогда произошло…
– Что ты узнала?.. Только уж, пожалуйста, не бросайся с головой в этот омут… Изучай своего Петрушу как бы со стороны, так будет всем спокойнее…
– Уговорила! И прости меня, Христа ради, если я чем-то обидела тебя!
Но услышала ли эти слова Александра, Татьяна так и не поняла, на противоположном конце уже повесили трубку.
А утром Верещагину пригласили в Тюменское отделение ФСБ.
Татьяна Виленовна сидела в каком-то кабинете и смотрела видеозапись того, как она в музейном комплексе Тобольска доставала дневник Ершова.
Рядом сидел человек в штатском. Это был лейтенант Рылеев. Когда сюжет закончился, офицер выключил монитор.
– И что теперь? Меня за это посадят в тюрьму? – тихо спросила Верещагина.
– Разрешите для начала представиться – лейтенант Рылеев. А насчет тюрьмы? Пока что, кроме нас, никто не знает ни о вашем поступке, ни о существовании этой книжицы.
И он достал из верхнего отделения стола дневник Ершова.