– Лиза, этот твой Химмельсдорф с кем-нибудь разговаривал? Ну, связь здесь какая-нибудь есть?
Пришлось затратить некоторые усилия, чтобы вернуть будущей мадам Хаген интерес к текущим событиям. Ну и денек. Вернее, ночка.
На первом же пульте в углу меж двух экранов обнаружилась могучая на вид радио- или уж какая там, станция – прорва разных кнопок, тумблеров и индикаторов. Ладно. Поломаем голову. Соединим разъемы. Так, засветилось. Снизу еще один замок – это пока что бог с ним; цифры – наверное, длина волны, а что-то вроде осциллографа – пики настройки.
Зазвенело, и голос под потолком объявил:
– Внешний контур. Два шестнадцать.
Два шестнадцать, так, есть такая отметка, крутим верньер, что же это все вручную, как-то не по-космически – ах, чтоб тебе, на экране напротив погасли гренландские штаны и появилась механическая морда в черных очках и ушастом шлеме.
– Патрульная Служба Стимфал-Главный, – заквакала морда металлическим голосом. – Сообщите индекс захода в нулевой канал.
– Слушай, друг, – начал я осторожно. – Нет у меня этого индекса, тут такая история…
Но этот ушастый дьявол и слушать ничего не пожелал.
– Ответ не кодируется. Ввожу в действие директиву двести сорок. Тридцатиминутная готовность. Примите сожаления, – и пропал, гад.
– Лизавета, что это он такое сказал?
У Лизаветы – не глаза, а сплошные зрачки:
– В любую из этих тридцати минут нас могут начать расстреливать…
Ну, Химмельсдорф. Ну, сукин сын. Но тут под потолком снова зазвенело и дальше трезвонило уже беспрерывно. На сей раз – увесистая дама с высокой прической и в подобии военной формы.
– Программа «Соллекс-6», – заявила она с порога, то есть с экрана. – Почему занимаете резервный эшелон без… Боже мой, Хаген, что вы здесь делаете? Элизабет, и вы… Нет, нет, Хаген, я все понимаю, молодость, но все же немедленно покиньте зону, ведь это же безрассудство, в конце концов.
– Мадам, я бы рад…
– Нет, слушать ничего не хочу. Быстро, быстро! И исчезла. Появился парень в наушниках.
– Пардон, Хаген, извини, что вмешиваюсь, бонжур, Бетси, но раз уж ты нее равно там, слушай, не в службу, а в дружбу, дай канал три-восемь, а то зашиваюсь.
– Это Валериус, – ни с того, ни с сего пояснила Елизавета.
– Бери канал, но…
– Понял, понял, за мной не заржавеет. И сматывайся быстрей оттуда, в Стимфале все на рогах стоят.
– Стой, погоди… – Какое там. Я плюнул, выдрал контакт – шабаш, схватил Елизавету за руку и потащил за соседний пульт.
– Лиза, слушай мою команду. Я тебе сейчас тут все включу, говори им что хочешь, но постарайся дозвониться в этот чертов Стимфал и объяснить, что к чему, пусть скорее отменяют директиву. Вопросов нет. Действуй.
Спихнув на обалделую подругу всех этих горлопанов, я вернулся в свой закуток и принялся шарить по коротким волнам. В эфире надсаживались, наверное, не меньше тысячи станций, но фильтрация работала без сучка и задоринки и, как я сообразил, по экранам можно было определять пеленг. Мало-помалу я освоился и кое в чем начал разбираться.
Прямо подо мной, кажется, в Датском проливе, стоял авианосец «Честер Нимиц» и вокруг него англоязычная публика шумно и весело играла в какую-то Нозерн Уэддинг. Вплотную к этому Уэддингу мурлыкала и туманно переговаривалась какая-то «Фиалка», явно славянского происхождения. Что ж, выбирать не приходится. Я задействовал выход на обе частоты и сказал «раз, два, три». Что-то никакой реакции. Ладно, подключим тот нижний замок.
Ого, какое оживление. «Боб, что это, откуда это». Я откашлялся и начал. – Минуточку внимания, – каждую фразу я произносил сначала по-русски, потом по-английски. – Говорит Владимир Синельников, Советский Союз. Я нахожусь на борту неопознанного летающего объекта в открытом (почему в открытом? Ладно, черт с ним, плевать) космосе ориентировочно над районом Северного моря. По некоторым данным, в ближайшее время мне грозит уничтожение. Я обращаюсь с просьбой к командованию военно-воздушных сил как Варшавского, так и Северно-Атлантического договоров помочь мне уйти с орбиты и совершить посадку.
Я повторил свою сказку еще раз, поуверенней, и стал ждать результатов. «Фиалка» отреагировала довольно интересно – сказала: «Включаю Ка-пятнадцать. Во мать твою…», после чего умолкла, перейдя, если верить пеленгу, на кабельную связь. Зато Нозерн Уэддинг разволновалась не на шутку.