Но вместо того, чтобы принять Тарюшину помощь, я, не вставая с земли, галантно приложился к ее ручке губами. Тарюша везде, где бы ни появлялась, становилась душой компании. Ну а уж те, кто ее знал, бесспорно ее обожали, и я в том числе. Так что, сделав над собой усилие и самостоятельно поднявшись на ноги, я от ручки перебрался к напудренной-надушенной щечке. Чмокнул ее, попутно шепнув:
– Как я рад тебя видеть! – а потом, словно кто меня за язык тянул, не удержался и ляпнул: – Но ты, кажется, снова поправилась, моя радость! – после чего мне свой дурной язык захотелось не просто прикусить, а вообще проглотить, чтобы даже с бодуна всяких гадостей не болтал! Ну поправилась, ну и что?!
Но Тарюша не была бы сама собой, если бы обиделась на треп похмельного дурака. Я еще не успел принести ей извинения с сопутствующим изложением причин своей бестактности, как она расхохоталась:
– Тройкин! Женщина считается толстой тогда, когда ее живот начинает выступать за линию груди! А у меня сиськи – во! – она раскинула руки, демонстрируя мне весь объем своего шикарного бюста. Да, за такой ни один живот не выбьется! Потому что это в принципе невозможно! Как и невозможно любому мужику, глядящему на всю эту роскошь, временно рассудок не потерять. Я, во всяком случае, на время утратил способность соображать, даже про свою страшную жажду как-то забыл. Тарюша, хитро подмигнув, сама мне о ней напомнила:
– Ну, пойдем, Тройкин! Пойдем в дом. А то выглядишь ты в высшей степени пересохшим. И вообще таким, как будто тобой печную трубу прочищали.
– Хуже! – буркнул я, входя за хозяйкой в прихожую. – Мало того, что я с бодуна, так мы еще с бабкиной избой опять характерами не сошлись… Ох, мать моя!!! – это восклицание вырвалось у меня прежде, чем я осознал, что за порогом передо мной внезапно возник не какой-то пригретый Тарюшей монстр, а всего-навсего большое, во всю стену зеркало. В котором отражался всего-навсего я, но зато во всей своей красе, к которой, помимо давешней сажи, добавились еще разбитая при избушечных скачках физиономия и прическа, сотворившаяся во время моего чудо-полета. Когда я все это осмыслил и оценил, у меня остался к Тарюше единственный вопрос: – Радость моя, а ты как меня вообще сегодня сумела узнать?
– Сердцем, Тройкин! Сердцем! – проникновенно шепнула она мне на ушко, нежно щекотнув его своим шелковистым пятачком и одновременно подталкивая меня в сторону ванной. – Вещее оно у меня.
Вещее или нет, но золотое, это точно. Получаса не прошло, как эта прелестная женщина привела меня в относительный порядок. Причем как снаружи, так и изнутри.
– Пиво?! – ахнул я, сделав хороший глоток из поданного мне запотевшего ковшика.
– А ты что думал, я дорогих гостей водой встречать буду? – почти обиделась Тарюша.
– Нда… – я с сожалением посмотрел на плещущуюся в ковше пенную, почти ледяную жидкость, до невозможности аппетитную, особенно в моем состоянии. – Только, видишь ли, дело у меня сейчас. Расследование я веду.
– Веди! – позволила эта мудрая женщина. – Допивай пиво и вперед! Потому что лучше быть чуть поддатым, но живым, чем трезвым, но умирающим. Поверь, что толку от тебя похмелившегося будет гораздо больше.
Аргумент был более чем разумный, другого мне и не требовалось. Получив такое напутствие, я снова приложился к ковшу и уже не отрывался от него до тех пор, пока там не осталось ни капли. Вернул золотой женщине ее посуду и снова чмокнул в нежно-розовую щечку, пока не зная о том, что Тарюша мне еще и свою машину собирается одолжить. Поддатому. Но совершенно секретно. Поскольку нарушать закон в этот злополучный день мне было уже не впервой, пешком я за прошедшие сутки натопался на неделю вперед, а для того, чтобы повторить свой полет на метле, был еще слишком трезвым, я с благодарностью принял Тарюшино великодушное предложение.
Уже садясь за руль ее внедорожника на воздушных колесах, наудачу поинтересовался:
– А скажи, моя радость, спасительница моя, ты сегодня волков, случайно, не видела? А то, пока я тут маюсь в их поисках, может, они давно уже дома дрыхнут, зубастые сволочи?
– Тройчик, вынуждена тебя огорчить. Хлойка с подругами только недавно мимо моего забора проходила и ругала всю вашу компанию на чем свет стоит. Так что нет дома до сих пор твоих сволочей, а ты волчицам на глаза пока что даже не попадайся. Да, слушай, я тут вспомнила! А вчера ведь, когда вы из поселка уже двинулись дальше, вразнос, здесь всех четверых волков мужик какой-то искал. Не наш, не местный, явился из-за Елового поворота, отчего первым делом и вышел на мой двор. Мне он сразу не понравился. Гуманоид, сутулый, на голове капюшон, спадает на пол-лица, только губы его узкие выступают из-под края, едва разжимаясь при разговоре. А когда я ему сказала, что волки загуляли в компании с участковым, он сразу как-то резко погрустнел, что мне тоже совсем не понравилось, и не стал заходить в наш поселок. Так что вот, не знаю, насколько это может быть важно, но ты имей ввиду этого мужика. И Яге при встрече вопросик закинь, пусть погадает на него на блюдечке. Кстати, привет ей от меня с котом. А избе передай, если будет себя плохо вести, то я в гости к Яге заверну и просижу у нее в светелке часа два, не меньше. У избушки после таких моих визитов курьи ножки до-о-олго дрожат от пережитого напряжения, так что на какое-то время присмиреет после этой угрозы.