Однако он не мог заставить себя пожалеть об опрометчивом поступке. Он прекрасно понимал, что жажда страсти во всем теле и чувство жара в крови представляли собой опасную угрозу для столь высоко ценимого им чувства самоконтроля. Но неизвестно почему рискованность предстоящего дела ни капли не беспокоила его.
Он не мог понять, куда подевалось присущее ему чувство осторожности. Единственное, что Джаред ценил превыше всего в жизни, — это спокойный, трезвый, логический подход, который он применял к любой ситуации.
В отличие от своих родственников, вечно находящихся в плену страстей и капризов, Джаред при помощи постоянного самоконтроля и холодной сдержанности сохранял равновесие внутреннего мира и успокаивающее чувство порядка. Он достиг такого совершенства в обуздании эмоций, что временами с удивлением спрашивал себя, осталось ли в нем хотя бы одно чувство, неподвластное контролю разума.
Олимпия Вингфилд доказала ему, что сохранилось. Она настоящая сирена, решил он. Одна из тех, кто еще не осознал своего могущества.
Вовсе не ее красота пробила броню, которой он так долго окружал себя. Он признавал, что Деметрия была гораздо красивее и элегантнее. Но Олимпия с непокорными темно-медными волосами, выразительными чертами лица и глазами, манящими, как глубокая и тихая лагуна, была для него самой несравненной и желанной. Восхитительной. Интригующей. Живой. В ней имелось то невинное обаяние, которое соблазняет больше, чем можно себе представить.
Ему казалось, что под скромным муслиновым платьем ее тело, тонкое, плавно изгибающееся, пело беззвучную, чувственную песню. В конце концов, решил Джаред, Реджинальду Дрейкотту придется поискать иное женское общество.
Он сам желал Олимпию и, очарованный ею, не намеревался позволять другому мужчине приближаться к ней.
Но, даже будучи пойманным в сплетение паутины из любопытства и восхищения, Джаред не мог не отметить, что Олимпия распространяет вокруг себя ауру неорганизованности и беспорядка. Все — начиная с чепца, косо сидевшего на огненных волосах, и кончая чулками, освободившимися от подвязок и сползшими почти к лодыжкам, — придавало ее наряду забавную безумность. У нее была внешность женщины, застрявшей между будничным миром и видимым ей одной мифическим пейзажем.
Она была типичным» синим чулком «, которому была уготована участь остаться забытым на книжной полке, и при этом выказывавшим полное согласие с судьбой. Джаред вполне мог поверить, что ее устраивало положение старой девы.
Она, без сомнения, уже поняла, что ей вряд ли посчастливится встретить мужчину, способного понять, а тем более разделить ее духовные запросы…Олимпия нервно покусывала губы.
— С вашей стороны очень мило обещать остаться, и я уверена, вы имеете самые лучшие намерения. Но, видите ли, моими племянниками очень трудно управлять. Вы знаете, у них была тяжелая жизнь.
— Не волнуйтесь, мисс Вингфилд. Я справлюсь с ними.
После многих лет общения с нагловатыми дельцами, воинственными морскими капитанами, пиратами и своими совершенно непредсказуемыми ближайшими родственниками — перспектива иметь дело с тремя шумными мальчишками ничуть не пугала Джареда.
На мгновение выражение надежды осветило прелестные зелено-голубые глаза Олимпии. Затем она внезапно нахмурилась:
— Надеюсь, вы не собираетесь наказывать моих племянников с помощью ремня, мистер Чиллхерст? Я не позволю, чтобы мальчиков пороли. За последние два года, с тех пор как потеряли своих родителей, они достаточно настрадались.
— Я никогда не считал действенным воспитание с помощью хлыста, будь то ребенок или лошадь, мисс Вингфилд. — Джаред был сам поражен тем, что повторяет слова, слышанные много лет назад от отца. — Такие методы могут только сломить дух или создать у воспитанников порочные наклонности.
Олимпия просветлела.
— Мое мнение в точности совпадает с вашим. Я осознаю, что многие люди верят в старомодные способы поддержания дисциплины, но я не могу с ними согласиться. Мои племянники хорошие мальчики.
— Не сомневаюсь.
— На моем попечении они находятся всего шесть месяцев, — продолжала Олимпия. — После смерти родителей их передавали с рук на руки одни родственники другим. К тому времени когда мальчики очутились перед дверью моего дома, они находились в полном унынии. Хью, кроме того, страдал от постоянных ночных кошмаров.
— Ясно.
— Конечно, они слегка недисциплинированны, но я очень довольна, что мальчики за последние месяцы стали более жизнерадостными. В первые дни они вели себя слишком тихо.
Мне кажется, их нынешнее приподнятое настроение — верный признак того, что они более счастливы, чем раньше.
— Они, без сомнения, весьма счастливы, — признал Джаред.
Пальцы Олимпии сжались в кулаки.
— Представляю, что они чувствовали в тот день, когда были оставлены на мое попечение их тетей и дядей из Йоркшира. Я сама испытала ужасающее чувство одиночества и была полна мрачных предчувствий, когда меня поставили на ступеньки дома тети Софи.
— А сколько лет вам было тогда?
— Десять. После того как мои родители погибли в море, меня, как и моих племянников, перебрасывали от одного родственника к другому. Никто не хотел возиться со мной, хотя некоторые и пытались исполнить свой долг.
— Долг — весьма слабая замена привязанности.
— Истинная правда, сэр. А дети прекрасно чувствуют разницу. Лишь здесь, в доме тети Софи, мне удалось залечить свои душевные раны. Ей и тете Иде в то время было за шестьдесят, но они приняли меня, и я обрела настоящий дом. Надеюсь, мне удастся сделать то же самое для своих племянников.
— Очень похвально, мисс Вингфилд.
— К сожалению, я не имею опыта воспитания мальчиков, — призналась Олимпия. — Я не решаюсь строго наказывать и принуждать их, чтобы они не почувствовали себя нежеланными или лишними в моем доме.
— Разумная дисциплина не может заставить молодого человека чувствовать себя нежеланным или лишним, — тихо произнес Джаред. — В действительности происходит как раз обратное.
— Вы так думаете?
Джаред соединил вместе кончики пальцев.
— Мое мнение, как преподавателя, таково: четко установленный режим занятий и обучающие виды деятельности будут весьма полезны для ваших племянников.
Олимпия облегченно вздохнула. — Я буду вам очень благодарна, если в доме восстановится хотя бы какое-то подобие порядка. Клянусь, очень трудно работать при шуме и гаме, который постоянно царит здесь.
За последние месяцы я не смогла написать ни одной статьи.
Такое впечатление, как будто в Тудвее разразилась буря.
— Буря?
— В прошлое воскресенье Итон принес в церковь лягушку. Вы даже представить себе не можете, какое это вызвало волнение. Несколько дней назад Роберт попытался покататься на соседской лошади без седла и был сброшен на землю. Сосед пришел в бешенство, так как не давал Роберту разрешения на верховую езду. Боюсь, мальчик очень обиделся. Вчера Хью подрался с маленьким Чарльзом Бристоу, и его мать устроила ужасный скандал.
— А из-за чего возникла драка? — с любопытством спросил Джаред.
— Не имею ни малейшего понятия. Хью мне ни за что не расскажет. Но он пришел с разбитым в кровь носом, и я очень беспокоилась, нет ли у него перелома.
— Я так понимаю, что он проиграл в поединке.
— Да, но это не имеет значения. Важно то, что он первым полез в драку. Я была очень встревожена. Миссис Берд посоветовала его отстегать, но, конечно, я не собираюсь наказывать ребенка. В любом случае это лишь небольшой экскурс в наши повседневные происшествия последних нескольких месяцев.
— Хм-м…
— И все время кажется, что здесь ужасно шумно, — продолжала несчастная Олимпия. — Как будто вокруг сплошной бедлам. — Она сдвинула брови. — Признаюсь, порой у меня не хватает терпения.
— Не беспокойтесь, мисс Вингфилд. Дети попали в хорошие руки. Я установлю для мальчиков такой домашний порядок, который позволит вам продолжать работу. Кстати, если говорить о научной деятельности, я потрясен вашей библиотекой.
— Благодарю вас. — Его замечание мгновенно отвлекло Олимпию, и она оглядела комнату с гордостью и любовью. — Я унаследовала большинство книг от тети Софи и тети Иды. В молодости они много путешествовали и везде, где бывали, приобретали книги и рукописи. В этой комнате находится много, очень много сокровищ.