– Мне нужно завтра уехать, – поставил он ее в известность, потягивая вино.
Она вскинула ресницы:
– И далеко, милорд?
– На юго-запад, в Даунс[1], Кристина. В местечко под названием Ганлингорн.
Она округлила глаза:
– О, милорд, мне бы не хотелось покидать Лондон! Там в глухомани одни дикари!
Генрих улыбнулся:
– В таком случае оставайся здесь до моего возвращения.
Судя по выражению ее лица, Кристина испытала явное облегчение. Вспоминая об этом потом с кривой усмешкой, Генрих подумал, что Кристина не имела ни малейшего желания разделить с ним опасности пути.
Почему женщины такие ненадежные? Они охотно забираются к нему в постель, но ни одна из них не горюет в момент расставания. Быть может, он в этом виноват? Не вполне удовлетворяет их? Но Генрих знал, что это не так. Он всегда доставлял женщине удовольствие. А когда отношения изживали себя и они уходили, то почти всегда сохраняли взаимную нежность. Нет, проблема заключалась в чем-то еще. Чего-то женщинам в нем не хватало последнее время.
Но чего именно?
В молодости он не задумывался над этим. Хотел лишь одного – сластолюбивую женщину в постели. Но теперь… «Должно быть, я старею», – подумал он с отвращением. Или, может, на него плохо влияли примеры Радульфа и Лили, Гуннара и Розы, Айво и Брайар. Они просто купались в счастье и любви и ничего больше не хотели.
И Генрих почувствовал себя одиноким. Впервые в жизни.
Любовь?
В его сердце жил темный страх. Любить означало делиться с другим человеком всеми своими секретами и рассчитывать на понимание. Это означало давать больше, чем он был готов или, возможно, в состоянии дать.
В возрасте пяти лет Генрих остался практически сиротой. В тринадцать стал настоящим мужчиной. Но никогда не видел в любви смысла жизни.
«Ну не встретил я ни Лили, ни Брайар. Что из того?» – спрашивал он себя сердито. Зато он обладал тем, чему завидовали другие мужчины. Прекрасной внешностью и состоянием. К нему прислушивался король, любая женщина была бы счастлива прийтись ему по нраву.
Любовь!
Он не располагал временем для любви; любовь его ничуть не волновала. Именно поэтому он предпочитал легкие связи с женщинами вроде Кристины.
Во главе отряда своих воинов Генрих продолжал движение, углубляясь в зимний лес. Его путь лежал через плодородный Уилд в открытый всем ветрам Даунс. Здесь среди меловых утесов брала начало речка Ганлингорн. Постепенно расширяясь и набирая силу, она вела их в долину Ганлингорн. Зимние дожди превратили пруды в маленькие озера, и заливные луга, несмотря на холодную погоду, кишели жизнью. Генрих проследил взглядом за длинноногой водяной птицей, летевшей низко над серой гладью. К ней тут же присоединилась стайка мелких коноплянок. В Ганлингорне всегда хватало корма как в лесу, так и в водоемах. До прихода норманнов жизнь здесь протекала в счастье и изобилии, и при леди Дженове мало что изменилось. В этом плане Ганлингорн воистину представлял собой маленький рай.
Возвышаясь над долиной, на высоком холме стоял ее замок. С наивысшей точки крепости можно было видеть скалы английского побережья и даже море, по которому прибыли норманны, чтобы завоевать страну.
Главная башня была возведена из бревен, вытесанных из стволов деревьев, срубленных в лесу, что окружал долину Ганлингорн. Могучие деревянные укрепления вокруг башни недавно перестроили. Дерево заменили местным камнем. Строительство мрачного вида ворот со сторожевой башней уже завершили. К защите своего имущества Дженова относилась с особым рвением. Переделать укрепления на каменные предложил Дженове Генрих во время своего последнего визита в Ганлингорн. Видя теперь собственными глазами, что она приняла его совет к сведению, он испытал неожиданный прилив радости.
При упоминании его имени тяжелые ворота Ганлингорна с легкостью отворились, и Генрих въехал со своими людьми во внутренний двор. Окидывая его взглядом, он кивал в ответ на несущиеся со всех сторон радушные приветствия занятых своими делами обитателей замка. Здесь его знают. И любят, подумал он. Он словно вернулся домой. Со странным щемящим чувством в груди Генрих вдруг осознал, что Ганлингорн и впрямь является для него чем-то вроде дома, семьи.
Слуги в большом зале встретили его низкими поклонами, приглушив голоса до шепота. Но Генрих едва удостоил их вниманием, всецело предавшись окутавшему его теплу и радушию Ганлингорна и знакомому аромату жарящегося мяса, доносившемуся из кухни. Генрих почувствовал, что начинает расслабляться. Напряжение уходило из его скованных плеч, как будто кто-то развязал стягивавшие их узлы. В Лондоне он никогда не расслаблялся. Это было бы небезопасно и неблагоразумно. Но здесь, в Ганлингорне, необходимость постоянно оставаться начеку сменилась ощущением покоя.
Генрих больше не владел собой: его лицо невольно расплылось в улыбке. Направившись к ревущему в очаге огню, он принял из рук одного из слуг Дженовы подогретое вино. Осушив кубок залпом, он ощутил, как по телу растекается тепло. Сбив с сапог снег, потопав ногами, он начал стаскивать тяжелые перчатки. Обнюхивая гостя с дружелюбным любопытством, вокруг него собралась свора собак, обитавших в замке.
– Генри! – услышал он голос Дженовы.
Только сейчас Генрих осознал, как сильно по ней соскучился. Не догадывался, каким теплом согреет его сердце ее облик, пока не обернулся.
Ему навстречу шествовала леди Дженова. Ее фигуру изящно облегало платье цвета зеленого мха, изысканно колыхаясь в такт шагам подолом кремовой нижней сорочки. Ее стройные бедра обнимал низкий золотой пояс, украшенный драгоценными камнями. На тонких пальцах мерцали кольца. С головы на плечи струилась шелковая белая вуаль. Даже с противоположного конца зала Генрих видел зеленые глаза, сиявшие улыбкой.
Не без удивления для себя Генрих заметил, что почему-то раньше никогда не обращал внимания на молочную белизну ее бархатистой кожи. Еще он знал, что под вуалью скрываются роскошные вьющиеся каштановые волосы, в которые так и хочется зарыться пальцами. Ее глаза цвета манящей густой лесной зелени обрамляли длинные темные ресницы, и над ними вздымались дуги тонких бровей. Такие глаза… они и впрямь были замечательные. Интересно, темнеют ли они от страсти, когда ее обнимают мужские руки?
Дженова богата, и у нее наверняка нет отбоя от поклонников. И не только из-за наследства. Дженова необычайно привлекательна.
Хотя Генрих знавал очень много красивых женщин, он вдруг понял, что в Дженове есть нечто такое… что-то особое, чего не замечал раньше.
– Я не ждала тебя так скоро, – промолвила Дженова.
– Я не счел нужным посылать гонца с предупреждением. Я бы все равно прибыл раньше.
Она крепко обхватила его ладони своими прохладными пальцами и улыбнулась, глядя ему в глаза.
На мгновение – и только на мгновение – ему показалось, будто она проникла в его грудь и сжала сердце. Генрих на миг зажмурился, чтобы стряхнуть с себя странное наваждение. Он поднес ее пальцы к губам и вновь удивился, осознав, что это доставляет ему удовольствие. Он наслаждался даже исходившим от нее запахом. Подняв взгляд, он заметил в зелени ее глаз пляшущие огоньки.
– Я полагала, ты занят при дворе, Генри, и вряд ли приедешь. К тому же поглощен своими интригами.
– Для меня нет ничего важнее твоих желаний, Дженова, – ответил он вежливо, на этот раз не погрешив против истины.
Она рассмеялась. Дженова никогда не принимала его комплименты всерьез, подумал он с досадой, но в следующий момент улыбнулся собственной глупости. Ведь это Дженова. Не все ли ему равно, верит она или не верит его комплиментам?