— Насть, — ухмыльнулся Евгений, — иногда мне кажется, что в тебе много чего от ехидны есть.
— Ну тебя, — сказала Анастасия, — я думаю привезти его к ужину в гости. А то совсем после смерти родителей его нельзя оставлять.
— Ему тридцать пять лет!
— И что? Да хоть сорок. Но духом он моложе своего возраста намного. Никого тебе это не напоминает, так, случайно?
— Напоминает конечно. Ты права. Да и я ведь его живьем ни разу не видел. Я помню только его маму, с которой ты вместе в университете училась. Погоди–ка.
— Что тебя смутило? — подняла брови Анастасия.
— А сколько ей лет было когда она Андрея родила?
— Слушай, не считала. Если ей не исполнилось пятьдесят пять, то значит в восемнадцать. Она же поздно в универ поступила.
— У меня не сошлось потому, что когда ты с ней познакомилась — ей было вроде тридцать.
— Ты путаешь. У тебя же на числа никогда памяти нормальной не было.
— А вот это, — настаивал Евгений, — мне запомнилось. Ей точно было тридцать, ты ей еще ту жуткую хламиду подарила.
— И кто после этого ехидна?
— Все, молчу, — отшутился Евгений, — я ничего не помню.
— Потому что зеленый плащ я ей подарила на тридцать пять.
— Ладно, ладно, — сказал Евгений, — у меня маразм и склероз.
— Не рановато?
— В самый раз! Когда находишься в таких хороших руках как твои, можно и с ума посходить немного, — произнес Евгений открывая дверь, — ладно, я уехал, — и закрыл за собой дверь.
Анастасия развернулась лицом к окну и вслух произнесла:
— Дура, научись врать складно хоть сейчас, ведь это так необходимо!
Евгений прошел через гостиную и услышал как беседуют в столовой Тимофей и Марина. Не прислушиваясь к словам он прошел по лестнице в комнату за своим кейсом с документами.
— Тетя, ты заметила сегодня за столом?
— Заметила, — сказала Марина.
— Они постоянно подмечают сходство Тохи с тем, что старше, но стоит им дойти до этого при нас, они застывают как истуканы.
— Ты не думал, что это больно вспоминать все это?
— А что, — не понимал Тимофей, — что не так?
Марина заметила вошедшую в столовую Ирину.
— Я и сама не знаю, — сказала Марина, а выражение лица Тимофея, смотревшего прямо на нее и не видевшего Ирину, резко изменилось на подозрительное, — ведь я приехала уже когда все закончилось.
— Потому что вспоминать больно, Тимоша, — сказала Ирина, — и вся эта история просто неприятна и болезненна. Ты же его совсем не помнишь.
Пауза.
— Нет, — Тимофей закачал головой, — совсем не помню, хочу помнить и не помню.
— А он тебя очень любил, — заключила Ирина, — но не сложилось. Давай не будем об этом.
Тимофей заметил, что на глаза у бабушки вот–вот потекут слезы. Он бросился ее успокаивать и обнял.
— Прости меня, я не буду больше, не буду, только не плачь, пожалуйста.
За его спиной стояла Марина и она не смогла сдержать слез. Но когда Тимофей отошел от Ирины она поспешно вытерла слезы и улыбнулась ему:
— Все хорошо, — сказала она, — пойдем мыть посуду.
Скорый поезд медленно огибал лесной массив и проезжал полустанок за полустанком. Через сорок минут по расписанию состав прибудет на Московский вокзал Озерска. В купе сидел только один человек. Внешне ему можно было дать лет двадцать–двадцать пять максимум, но он был намного старше — Андрею Спицыну в декабре стукнуло тридцать пять, но при этом он выглядел моложе своих лет — скорее всего потому, что в детстве наоборот сильно обгонял своих сверстников. А достигнув двадцати лет как будто застыл в этом возрасте внешне. Андрей отвлекал себя от созерцания лесного пейзажа, по которому пролегала железная дорога от Вязьмы к Озерску, перебирая четыре намагниченных шарика из гематита. Эти странные шарики ему передала крестная, давно, еще когда он в школе учился. Родители Андрея погибли в авиакатастрофе около месяца назад, их маленький магазинчик на окраине Саратова он предпочел продать и на эти деньги переехать к крестной в Озерск, так как у нее была и работа, и жилье в Озерске было дешевле, чем в Москве или Петербурге. Так что он собрал все свои вещи, посадил в переносную сумку свою черную кошку Сворти шести лет от роду и взял билет на поезд до Озерска. Потом 20 часов в поезде (благо без соседей) и вот и точка назначения. Отсутствие соседей оказалось выигрышным для Сворти — она могла свободно передвигаться по всему купе и даже получила право на туалет под полкой, куда исправно ходила. Андрей и Сворти были лучшими друзьями. Больше у этого молодого и недоверчивого человека никого не было. А после смерти родителей из близких людей в его жизни осталась только крестная, которая должна была встретить его на вокзале.