— Я думал, — на глазах Виктора блестели самые настоящие слезы, это уже само по себе было таким нонсенсом, схожим с отменой «Дома‑2» или признанием «Фабрики звезд» самым бездарным изобретением современности, — я считал что ты должен быть правильным. Таким как все. Я загнал всю свою сущность глубоко и скрывал ее от вас всех.
— И не думал о том, что один раз подавив это в своем роду, ты все равно получишь это еще раз, — сказал Андрей, — природу не обманешь.
— Это не природа, — закричала Катя, — это распущенность, развращенность. Этот гордеевский урод тебя развратил, отвернул от нас и разрушил нашу семью. Я так была рада когда он сдох!
— Я и не сомневался, — сказал Андрей поглядывая на продолжающего рыдать Виктора и опустившегося на пол, — я видел тебя тогда и прекрасно помню как ты летала от радости. А мне хотелось умереть.
Виктор пополз на четвереньках в сторону Андрея, остановился у носков его ботинок и сказал сквозь рыдания:
— Сынок, прости меня за то что я совершил, пожалуйста, — и он прикоснулся губами к его ботинкам.
Андрей брезгливо пнул Виктора и оттолкнул его:
— Не смей, слышишь? — сказал он, — мне нечего прощать тебе. Очень просто разрушить жизнь человека, а потом по–идиотски умолять о прощении, ты не думаешь? Разве нет?
— Андрюша! — взмолилась Катя, — он твой отец!
— Всегда этому поражался. Значит, если он меня породил, то ему допустимо вытворять со мной любые безумные вещи, травить меня, а потом я буду обязан его простить потому что он мой отец? Он не отец, он самый натуральный донор спермы, считающий, что его творение должно слепо подчиняться ему и делать все что хочет только он.
— Сынок, прости меня, — продолжал подвывать Виктор.
— Он забыл о главном, — парировал Андрей, — когда понял, что я родился таким же как он, то решил, что я должен быть изуродован так же как и когда–то он сам. Это отец? Это мразь, с которой я не хочу иметь ничего общего.
Виктор уже ничего не говорил, он так и остался лежать на полу и биться в рыданиях:
— А теперь послушайте! — добавил Андрей, — я сделаю все, чтобы вы пожалели обо всем, что совершили восемнадцать лет назад. И я уже не тот наивный мальчик, который легко подвергался вашему психованному влиянию и давлению. У вас не было никаких прав творить все это. Запрещать, уродовать, насиловать мой разум. Вы заплатите нам до последней копейки, даже если для этого вас придется сгноить в тюрьме!
Андрей собрался уходить, развернулся и увидел, что последние слова, а возможно и приличную часть беседы слышала Соня:
— А ты что здесь делаешь? — спросил он.
— Пришла спросить у этих, — холодно сказала она, — посмотреть им в глаза и задать вопрос — как они могли пойти на такой позор. Но все чего мне пришлось услышать вполне хватило. Так что я ограничусь тем, что скажу — мне известно, что вы не родные мои родители. Я рада, что у меня есть брат, — она нежно посмотрела на Андрея, — пусть и по сути не родной, но нас объединяет одно общее несчастье — быть воспитанными вами и вырасти нормальными вопреки ему. Это все что я хотела сказать и более не хочу оставаться в этом грязном доме. Желаю вам удачной вечеринки, и постарайтесь, чтобы гости не утонули в той грязи, которая вас окружает. Пойдем домой, Андрюша.
Соня и Андрей развернулись и вышли из гостиной. Вдруг в гостиную вбежала Вика:
— Что случилось с моим сыном? О каких жутких играх он рассказывает? И что с Виктором, почему он лежит на полу?
— Поясни по порядку, что с твоим сыном?
— Он сидит напуганный в своей комнате, мне сказал, что играл с хозяином, а потом пришла хозяйка и подняла крик…
— Вика…, — сказала Катя, — мой муж…, — она не знала какие слова подобрать, — этот старый педофил склонил Стасика к оральному сексу.
Вика в ужасе обернулась к хозяину и не говоря ни слова вышла из гостиной. В следующий момент Катя умоляла ее остаться, обещала выгнать мужа из дома, но Вика была непреклонна и сказала:
— Для меня мой сын важнее любой суммы денег, — за ней захлопнулась дверь.
Виктор перебрался на диван и понемногу успокоился.
— Предательница, — сказала Катя, — Иуда и предательница. Подлая стерва. Она не сорвет мой триумф. И ты тоже, — она кивнула мужу, — иди умойся, старый пидор.
Катя поднялась и со всем оставшимся в ней достоинством, если это понятие вообще когда–нибудь в ней существовало пошла по лестнице по направлению к своей комнате.
Виктор Носов тоже встал с дивана, и как был — в джинсах и легкой рубашке вышел из дома. На улице уже бушевал шторм, ветер поднимал с земли куски пластика, бутылки, легкие жестяные банки. Сверкала на все цвета радуги молния и гремел на свои лады агрессивный гром, от которого хотелось бежать и прятаться как можно дальше, чтобы тебя не нашли.
Носов приоткрыл калитку своего дома и пошел пошатываясь вдоль тротуара, пока его силуэт вовсе не исчез на горизонте…
Тем временем Соня и Андрей появились в гостиной дома Гордеевых. Соня по прежнему была несколько возбуждена всем услышанным. Тимофей и Женя поднялись им навстречу. Соня сказала Жене:
— Милый, нам надо подняться и поговорить. Втроем.
Тимофей пожал плечами:
— Вот так всегда, все разбегаются и оставляют меня одного.
— Не обижайся, Тим, — сказала Соня, — но это необходимо именно нам троим.
Они молча поднялись наверх оставив его в полном недоумении. Тимофей решил пойти к Марине, чтобы рассказать свежие новости и поделиться тем, что его благополучно оставили ни с чем, так как не все секреты могут быть ему доступны. Марина на этот счет высказала предположение, что иногда могут существовать тайны, которые хочется доверить не всем. Так или иначе, но это немного успокоило Тимофея и он предложил своей крестной сыграть партию в шестьдесят шесть.
Соня, Андрей и Женя ушли в комнату последнего и расселись там по углам.
— И что за секрет вы мне хотели поведать? — начал Женя.
— Дело в том, что Андрей — мой брат по несчастью, — сказала Соня.
— Не совсем понял каким образом, — улыбнулся Женя.
— Все очень просто, — сказал Андрей и грустно улыбнулся, — мне повезло намного меньше. Я, в отличие от Сони — родной сын Носовых, которого они считали давно погибшим и даже похоронили. Правда в закрытом гробу.
— Но как все так получилось? — удивленно пролепетал Женя, — что за странные совпадение?
— Я все вам расскажу, — сказал Андрей, — возможно крестная мне не скажет за это спасибо, но вы должны знать всю правду.
Андрей начал свой грустный рассказ. Все время, пока он говорил Соня и Женя не проронили ни слова, они не знали как все это комментировать и воспринимать. Та старая история заворожила их, схватила и потащила назад во времени, когда их еще не было на этом свете.
Они вдвоем словно вернулись в то время, увидели людей и ситуации, их проблемы и несчастья, их любовь, ненависть, страсть и пороки, которые ими двигали, когда они принимали свои роковые решения в той кошмарной и позорной истории.
За окном продолжала бушевать стихия. Ветер ломал деревья, срывал ветки, они летели встречным потоком и врезались в каменные ограждения разлетаясь на щепки. Весь город попрятался по своим углам и боялся высунуть на улицу носа. По Озерску было передано общее штормовое предупреждение, часть станций метро были закрыты из–за угрозы подтопления. Одна из станций Кольцевой линии, «Богемская» пострадала от рухнувшего на ее стеклянные конструкции дерева, которое пробило несколько окон. Платформа и пути были засыпаны стеклом, а движение на линии было остановлено до ликвидации последствий. Причем найти замену этим особым стеклам было довольно сложно. Хотя никто не мог понять, почему стекла «Богемской» не выдержали, в сущности столь легкого для их прочности удара.
Андрей закончил свой рассказ и Соня перевела дух:
— Я просто не знаю что сказать, — сказала она, — порой судьба поступает с нами очень причудливо и странно.
— А я бы сказал, — добавил Женя, — что она просто заново переписывает одну и ту же историю. Правда не совсем понимаю зачем и как оно так сложилось, что наши истории благополучно повторили все что было тогда.