Поняв его не слишком тонкий намек, я встаю с неудобного кресла в зале ожидания и направляюсь к выходу. Очевидно, я ухожу как раз вовремя, поскольку на выходе меня встречают два патрульных.
Быстро добравшись до машины, я открываю блокнот, как только сажусь за руль, и быстро записываю каждую деталь из рассказа мистера Гейера о предполагаемых событиях из разговора, который я подслушал между ним и блондинкой.
Закончив с деталями, я оставляю себе несколько заметок:
Ограбление средь бела дня.
Полная хуйня!
Всё слишком идеально.
Где находится Кора Дюрант?
МЕРТВА???
Закрываю блокнот, бросаю его на пассажирское сиденье, а затем достаю свой телефон.
Пришло время проверить, есть ли от маленькой шлюшки Эдмунда больше пользы, чем просто сосать мой член.
— Чувствуешь себя получше? — хриплый женский голос, доносящийся с порога, заставляет меня вздрогнуть, и я пытаюсь быстро прикрыться.
— Дорогая, — усмехается она, — у тебя нет ничего такого, чего бы я не видела раньше. И мы все видели, как ты голая вошла в парадную дверь всего час назад.
Взяв небольшую аптечку и мочалку, она садится на маленький деревянный табурет рядом с ванной, в которой я лежу.
— Спасибо, — жестом показываю на ванну, — …за это.
— Ты выглядела так, будто тебе это было нужно, — она опускает мочалку в воду и выжимает ее. Капли и пена попадают на рукава ее шелковой блузки, оставляя мокрые пятна на потемневшей ткани и, вероятно, портя ее.
Поднеся салфетку к моему лицу, она осторожно обводит порезы на щеках и мой сильно припухший глаз. Она такая заботливая, и я не могу не думать о Сэмюэле, который купал меня. Как любовно и интимно он проводил мочалкой по моей коже.
Я делаю глубокий вдох, но это не помогает остановить слезы, стекающие по моему лицу.
Они убили его.
И это моя вина.
Он умер из-за меня.
— О, милая! — она дует на мою щеку, высушивая кожу, чтобы наложить пластырь-бабочку. — Ты нарушила правила.
Стягивает открытый порез на щеке, и я вздрагиваю, когда ее хорошо наманикюренные ногти впиваются мне в кожу.
— Никогда не перечь своей Мадам, — она продолжает сжимать нежную кожу излишне сильно, накладывая второй пластырь.
— Простите, Мадам, — выдавливаю слова сквозь боль, и она отпускает мое лицо.
— Сожаление не заставит других девушек забыть о твоем предательстве. Ты должна быть наказана, — она окунает руки в воду, чтобы смыть с них мою кровь. Встряхнув их, она берет полотенце, чтобы вытереть свои руки. — Тебе нужно преподать урок, и показать другим, что происходит, когда кто-то решит вот так покинуть меня.
— Я не...
— Ты неделями играла с ним в домашние игры на мои деньги, — она нависает над ванной. — И взгляни на себя, – такая чертовски избитая, в синяках, что я не смогла бы продать тебя и за двадцать долларов.
— Что ты собираешься со мной сделать?
— Я еще не решила, дорогая, — ее каблуки цокают по полу, когда она приносит мне полотенце. Она держит его раскрытым, молча приказывая мне вылезти из ванны. Когда я встаю, она оборачивает полотенце вокруг меня, и нижняя часть полотенца касается воды, пропитывая края.
— Я не собираюсь тебя убивать, — она берет меня за руку и помогает перешагнуть через высокий бортик ванны. — Мне нужно, чтобы ты была постоянным напоминанием, а не просто быстро забываемым испугом. Я попрошу одну из девушек принести тебе лед для глаза.
— Мадам? — тщетно зову ее, когда она выходит из ванной.
Не утруждая себя поиском одежды, я забираюсь в постель, всё еще завернутая в полотенце. Схватив подушку, обхватываю ее руками и крепко сжимаю. Я зарываюсь в нее лицом, чтобы скрыть свои крики. Яростно выдыхая воздух в подушку до изнеможения, я продолжаю прижимать ее к лицу, чтобы заглушить свои неконтролируемые рыдания.