Мои дни в этом доме сочтены. Она позволит мне пожить под ее крышей какое-то время, но, когда поймет, что я ничего для нее не делаю – что я бесполезна, – она избавится от меня.
Почему она просто не продала меня Сэмюэлю?
Тихий стук в дверь отвлекает от размышлений. От голоса, который раздается следом, у меня в горле поднимается желчь.
— Ты откроешь мне дверь сегодня, маленькая сучка?
— Хрена с два, — кричу я.
— Почему бы и нет? — поддразнивает Адам, дергая за ручку. — Нам было так весело в прошлый раз, когда я играл с тобой.
У нас совершенно разные представления о веселье.
И мое определенно не предполагало того, что меня прижмут к стойке и исполосуют кожу ножом. Или, когда меня заставляют отмывать прежде безупречный белый гранит, в то время как по руке продолжает стекать липкая кровь. И уж точно не включает в себя ничего из того, что он задумал по ту сторону двери.
— Жаль, что ты не хочешь поиграть, — у меня сводит живот, когда я слышу, как в замке проворачивается ключ и опускается ручка. Открыв дверь и шагнув внутрь, дьявольская улыбка расплывается на его лице.
— Потому что я, блядь, хочу.
Загнанная в ловушку, из которой некуда бежать, я делаю единственное, что могу. Кричу.
Адам бросается ко мне и закрывает мне рот своей массивной рукой, впечатывая меня в стену. Открытая рана на моей спине трется о фактурные обои, и я кричу от боли в его ладонь.
— В чем дело? — он слизывает слезу, скатившуюся по моему лицу. — Я слышал всё о твоей последней работе. Подумал, что тебе нравится, когда с тобой обращаются грубо.
— Пошел ты на хуй! — выкрикиваю приглушенные слова в его ладонь.
— Может лучше ты? — усмехается он, швыряя меня через всю комнату. Ударившись о кровать, я не могу удержать равновесие и падаю на матрас. Прежде чем я успеваю подняться, он оказывается на мне.
Даже когда его предплечье прочно зажато между моими лопатками, вдавливая мое лицо в матрас, а его бедра прижимают меня к краю кровати, я не могу не услышать отчетливый звук, с которым он открывает свой нож.
Острое лезвие в его руке без труда прорезает мою футболку и спортивные шорты, выставляя меня почти голой перед ним. Мои крики заглушает толстое одеяло под моим лицом, но я продолжаю бороться с тяжелым весом, прижавшим меня к кровати.
— Какая дерзкая сучка, — смеется он под отчетливые звуки расстегивающейся молнии. Я сопротивляюсь как могу, но он такой чертовски тяжелый, что я едва могу пошевелиться.
— Пора платить, — он просовывает колено между моими плотно сжатыми ногами, заставляя их раздвинуться, когда он прижимает меня своим весом. Осыпая мерзкими, грубыми поцелуями шрамы на моем плече, которые он мне и оставил, я чувствую, как его член касается верхней части моего бедра.
БАХ!
В тот момент, когда оглушительный звук эхом разносится по комнате, его хватка ослабевает.
— Какого черта? — рычит он у меня за спиной.
— По-моему, я ясно выразилась, чтобы ты не вставлял в нее свой член.
Подняв голову, я вижу Мадам, стоящую в дверях, направив пистолет на Адама.
— Она бесполезная ебанная шлюха...
БАХ!
Пуля пробивает стену в нескольких дюймах от его головы, и он стоит неподвижно, пока она пересекает комнату. Не говоря ни слова, она дает ему пощечину.
— Мне нужно попросить кого-нибудь из других моих мужчин вырезать мое имя на твоем члене? — она снова бьет его по лицу. — Чтобы каждый раз, когда тебе захочется подкатить в какой-нибудь тугой молодой пизде, ты помнил, что мои киски под запретом?
— Нет, мэм, — он решительно качает головой.
— Тогда убери свой гребаный член и убирайся на хуй с моих глаз.