Въезжаю на парковку, и жму на тормоза так, что шины с визгом останавливаются. Я смотрю на часы на приборной панели и открываю дверь машины.
Проклятье.
Я опоздал.
Быстрым шагом я поднимаюсь по дорожке и иду к дверям дегустационного зала. Открыв их, я сразу же замечаю Кору, одиноко сидящую за барной стойкой.
Ее, блядь, просто невозможно не заметить.
Сидя спиной ко мне, – я любуюсь ею, пока медленно иду к бару. Ее роскошные светлые волосы закручены и заплетены в пучок, полностью обнажая ее длинную стройную шею. Маленькое черное платье, которое она выбрала для этого вечера, с открытой спиной, оставляя обнаженным каждый дюйм ее позвоночника. Еще недавно, на этом месте у нее была вырезана уродливая буква «М», а теперь она перекрыта красивой татуировкой в виде витиеватой буквы «S», обрамленной цветами, – она моя и принадлежит мне.
Так много кожи, выставленной напоказ, но это не делает ее вульгарной, напротив – делает ее такой утонченной и изящной, с бокалом «Каберне» в руке.
Она, блядь, была создана для этого мира.
Тот, который ей подарил я.
Подойдя к ней сзади, я наклоняюсь и целую ее шею.
— Ты выглядишь чертовски великолепно, любимая.
— Ты опоздал, — с ухмылкой говорит она.
Заняв место рядом с ней, я заказываю бокал «Шираза» для себя, а затем спрашиваю:
— Что нужно сделать, чтобы загладить вину?
— Не думаю, что ты можешь себе это позволить, — ее тон всегда серьезен, когда она дразнит меня.
— Испытай меня.
— Две тысячи, — она игриво приподнимает бровь.
— Договорились, — отвечаю я. — Кредитку принимаешь?
Она проводит руками по бокам, по платью, облегающему каждый изгиб ее тела.
— А я выгляжу так, будто принимаю кредитку?
Потянувшись к нагрудному карману пиджака, я достаю бумажник и извлекаю двадцать стодолларовых купюр. Аккуратно взяв деньги с барной стойки, она складывает их и кладет в свою сумочку.
— Прощен, — она одаривает меня самодовольной улыбкой.
Виноградник стал для нас чем-то вроде второго дома. Пару раз в неделю мы навещаем его, чтобы поужинать здесь, прогуляться поздно вечером по виноградникам, а иногда – быстро и грязно потрахаться в винном погребе.
Однако сегодняшний ужин особенный. Прошло чуть больше месяца с тех пор, как я едва не увидел, как выглядит жизнь по ту сторону врат Ада. И ровно месяц с тех пор, как Эдмунд помог мне вернуть Кору домой.
— Кстати, почему задержался? — спрашивает она, делая глоток вина.
— Я приготовил кое-что для тебя, — я тянусь рукой в карман пиджака, и она хватает меня за запястье, чтобы остановить.
— Мы уже говорили об этом, — ее голос мягкий и нежный.
— Мне не нужно кольцо на твоем пальце или листок бумаги, поданный в суд штата, чтобы знать, что ты моя, — я достаю из кармана конверт и кладу его на стойку бара. — А теперь заткнись и позволь мне, блядь, побаловать тебя.
Взяв конверт с барной стойки, она осторожно достает из него бумаги и начинает читать их содержание.
— Ты не сделал этого! — задыхается она, роняя бумаги на стойку и бросается в мои объятия. Ее тело сливается с моим, я прижимаюсь губами к ее, и стону от желания ее сожрать. Отстранившись, она поднимает на меня глаза: — Как ты...
— Я знал, что ты этого хотела… — я притягиваю ее к себе. — Ты не можешь насытиться этим местом. Теперь оно твое, и мы можем приезжать сюда, когда захотим.
— Сэм...
— Ш-ш-ш, — прижимаю палец к ее губам. — Нужно ли напоминать тебе, что я забочусь о том, что принадлежит мне? И я бы купил тебе гребаную луну, если бы ты сказала, что она тебе нужна, любимая.
Взяв ее за подбородок, я оставляю глубокий поцелуй на ее губах.
— Для тебя всё, что угодно. Навсегда.