— Этого не произойдет, — заверил его Барерис. — Не стану отрицать, у нас с ним старые счеты. Но истинный объект моей ненависти — это Сзасс Тэм, а Тсагот является всего лишь его прислужником. Можете мне поверить, больше я этого не забуду. Но, даже если предположить, что ваши опасения подтвердятся или же план провалится по какой–либо иной причине, что вы потеряете? Одного воина.
Я потеряю друга, подумал Аот, но вслух произнес:
— Вы можете положиться на Барериса, Ваше Всемогущество. Разве он когда–нибудь вас подводил?
Лаллара резко кивнула.
— Хорошо. Когда легионы будут готовы?
— Через день или два, — ответил Аот. Откуда–то с севера донесся вопль, и головы всех, кто находился в палатке, синхронно повернулись в ту сторону. — Если, конечно, они переживут сегодняшнюю ночь, — он поднял копье, и, опершись на него, поднялся на ноги.
Окутанный заклинанием невидимости, Барерис шел по направлению к большой черной крепости. Лаллара высказала сомнение, что его маскировка сможет защитить его надолго, но он все же надеялся, что с её помощью ему удастся забраться на стену незамеченным.
Он двинулся в путь незадолго до того, как первые проблески рассвета окрасили черные небеса на востоке в серый цвет. Верный расчет времени мог сыграть ему на руку даже в большей степени, чем магическая защита. Нежить и орки были способны видеть в темноте, но не так далеко, как люди — днем. А существа, неспособные переносить солнечный свет или же, как гоблины и им подобные, по своей натуре предпочитавшие ночной образ жизни, вполне возможно, уже возвращались в свои подвалы и бараки.
Он добрался до основания западной стены. Если его кто и заметил, то тревоги не поднял. Отцепив от пояса веревку, бард тихонько пропел заклинание. Когда моток в его руках неожиданно потеплел и начал извиваться, он его отпустил. Один конец веревки устремился к небесам, пока не достиг вершины черной стены. Обвившись вокруг зубца, он завязался узлом, и Барерис вскарабкался наверх.
Прежде чем залезть на стену, он заглянул через парапет. В пределах видимости никаких охранников не наблюдалось, по крайней мере таких, которых можно было заметить невооруженным глазом, поэтому он спрыгнул в проход и направился вперед, высматривая ведущую во двор лестницу.
Он ожидал, что наткнется на какое–нибудь охранное заклинание, но был так напряжен, что, когда это наконец произошло, непроизвольно подпрыгнул. На внутренней стороне одного из крепостных зубцов появился рот и завопил:
— Враг! Враг! Враг!
По телу барда пробежал покалывающий холодок, и он даже не стал опускать взгляд, чтобы убедиться, что заклинание невидимости развеялось.
Спрыгнув со стены, он пропел слово силы, и его падение замедлилось. Барерис невредимым опустился во внутренний дворик и, выискивая взглядом какую–нибудь дверь, бросился бежать. В камнях один за другим распахивались новые рты, выкрикивая сведения о его текущем местоположении.
Появившиеся из темноты кровавые орки застыли в нерешительности, увидев его чернильно–черные глаза и белую как кость кожу. Они задались вопросом, действительно ли воин, столь явно принадлежащий к числу нежити, являеться их врагом. В иных обстоятельствах Барерис мог бы попытаться обвести их вокруг пальца, но вместо этого он издал громогласный вопль, разорвавший их на куски.
— Тсагот! — выкрикнул он усиленным магией голосом, чтобы его было слышно по всей крепости. — Покажись!
Подбежав к дверям, ведущим в одну из меньших башен Кольца Ужаса, Барерис распахнул её. В находящемся по ту сторону небольшом вестибюле не было ни души. Бард пропел заклинание, запечатав все выходы из помещения — и тот, через который вошел, и тот, что находился в дальнем конце комнаты, — и осмотрелся.
Даже здесь, внутри крепости, окна представляли собой лишь узкие бойницы. Барерису едва хватило времени отметить, что ни один материальный объект размером с человека ни за что не сумеет протиснуться сквозь них, когда внутрь просочился парящий в воздухе призрак с искаженным мукой старческим лицом и ртом, распахнутым в безмолвном крике. Он потянулся к барду, и тот почувствовал холодную и ядовитую субстанцию, составляющую его сущность. Для обычных людей эта мерзость была куда более смертоносна, но, без сомнения, призрак вполне мог нанести ему урон.
Увернувшись от протянутых рук духа, Барерис выхватил меч и вонзил его в грудь своего противника. Замерцав, призрак дрогнул и развернулся в его сторону. Вторым ударом бард отсек ему полголовы.
После этого он вновь повернулся к ближайшей бойнице. Приникнув к ней глазом, он увидел, как какой–то некромант взмахивает жезлом из мумифицированного человеческого предплечья. Со скрюченных пальцев сорвалась искра.
Отпрянув от окна, Барерис бросился на пол. Искра пролетела сквозь бойницу и с оглушительным грохотом взорвалась вспышкой желтого пламени.
К счастью, его задело лишь краем. Он почувствовал жар и слегка обгорел, но не более того. Снова поднявшись на ноги, Барерис прижался к бойнице и произнес заклинание. В его глазах возникла пульсация, а некромант с воплем упал, выронив иссхошую конечность. Окружавшие его кровавые орки широко разинули рты от ужаса.
— Мне нужен Тсагот! — прокричал Барерис. — Тсагот! Приведите его ко мне, или я вас всех прокляну!
Маларк и Тсагот стояли на стене, достаточно высоко, чтобы Барерис не смог их увидеть, и слушали его вопли, наблюдая, как все больше и больше стражников стекаются к небольшой башне, в которой он заперся.
Маларк улыбнулся.
— Несмотря на то, что он уже сотню лет как превратился в нежить и сейчас неистовствует, надрывая глотку, нельзя не заметить, что он так и не утратил свой потрясающий голос.
Тсагот фыркнул. Его дыхание пахло кровью.
— Неистовствует — хорошо сказано. Когда ты велел использовать его ненависть ко мне, чтобы свести его с ума, я и не ожидал, что это сработает так хорошо.
— Ну, с момента провала их первой атаки зулкиры не предпринимали против нас никаких активных действий. Более того, есть даже кое–какие признаки того, что они готовятся свернуть лагерь и отбыть восвояси. Если так, то, лишь пробравшись в крепость, Барерис мог надеяться утолить свою жажду мести.
— Надеяться? Любой, кто в своем уме, должен понимать, что это не сработает.
Маларк провернул в руке эбеновый жезл, разминая мышцы — привычка, к которой его приучили монахи Долгой Смерти.
— Здесь ты меня подловил. Собираешься ли ты спуститься и дать ему бой, которого он так жаждет?
— Если прикажешь. Иначе же — нет. Разумеется, не из страха. Некогда на борту судна в море Аламбер я одновременно сражался против него, его грифона, призрака и Таммит Ильтазиарра, и выстоял. Но я не испытываю к нему столь же сильных чувств, как он — ко мне. Да и как иначе, ведь вы, человекоподобные насекомые, для меня все на одно лицо. Так что спускай своих псов, — нижней правой рукой Тсагот махнул в сторону собравшихся внизу орков, гулей и некромантов, — пусть выгонят этого барсука из его норы. Для этого псы и нужны, верно?
— Полагаю, ты прав. Но Барерис — мой старый друг, и я бы хотел подарить ему подходящую смерть, например, такую, как гибель в сражении с тобой. Но я и тебя считаю своим другом и не стану принуждать к чему–то, что идет вразрез с твоими желаниями.
Тсагот рассмеялся, хотя его смех чем–то напоминал собачий рык.
— Да ты не меньший безумец, чем он.
— Возможно. Ты далеко не первый, от кого я это слышу.
— Знаешь, я бы мог пообещать ему, что сражусь с ним. А, когда он выйдет, наши люди нашпигуют его стрелами. Таким образом мы без проблем от него избавимся.
Маларк покачал головой.
— Этого не будет.
— Я так и думал.
— Но я позволю тебе выманить его наружу, а затем сам вступлю с ним в бой. В конце–концов, я же предал их коалицию. Скорее всего, меня он тоже ненавидит, хотя не так сильно, как тебя. И, хоть его гибель от моих рук окажется не столь совершенной, как от твоих, эта смерть все же будет соответствовать его истинной природе.