Часть вторая
ПОИСКИ
40
Отец Романо оказался последним пассажиром, взошедшим на борт самолета «Австрийских авиалиний», следующего в Вену. Едва он успел отыскать место, которое он просил в кассе, как стюардесса приступила к обычному перед рейсом пассажирскому инструктажу и объяснению правил безопасности.
— Простите, мэм, мне кажется, мы сидим рядом, — улыбнулся Романо, стоя над Бритт.
Та подняла на него глаза и захлопала ресницами от удивления:
— Вот так сюрприз!
— Летел на всех парусах и чудом успел.
Романо открыл багажную нишу над сиденьями и пристроил свой рюкзачок между чьими-то сумками. Хэймар отстегнула ремень и встала, чтобы пропустить его на среднее кресло.
— Честно говоря, я не особо надеялась на ваше появление.
— Мне многое хотелось с вами обсудить, а долгого пере лета все равно не избежать.
— Что ж, если вы меня не усыпите беседой… — зевнула Бритт. — Последние дни у меня были — хуже некуда.
— Будем дремать и разговаривать вперемежку. Я тоже, знаете ли, еще не совсем оправился после кончины отца Тэда. Впрочем, у меня есть подозрения, что и эти смерти, и покушение на вас спровоцированы вашими исследованиями.
Кабину заполнил шум реактивного двигателя, и аэробус А-330 покатил по взлетной полосе, набирая скорость. Романо деликатно отодвинул руку, заметив, что Хэймар вцепилась в подлокотник с такой силой, что у нее побелели костяшки пальцев.
— Вы, как видно, не поклонница воздушных путешествий.
Самолет разогнался и наконец оторвался от земли. Бритт втиснулась в кресло, глубоко вдохнула и задержала дыхание, пока аэробус круто набирал высоту. Только когда он стал выравниваться, она понемногу расслабилась.
— Ничего, сейчас все пройдет.
Романо подождал, пока Бритт перестанет стискивать подлокотник и окончательно справится с дыханием.
— Я размышлял над вашими подозрениями по поводу вмешательства церкви. Но зачем церковной организации расправляться с собственными священниками? Я не могу придумать никаких, даже самых эксцентричных версий.
— А что, если они располагали пагубными для церкви фактами? Например, одна из церковных группировок могла следить за мной и видеть, что я встречалась со священниками. Тогда ее члены вполне могли отдать распоряжение устранить их, а заодно и меня — чтобы защитить саму церковь.
Романо с сомнением покачал головой:
— Поверьте, вряд ли церковь держит сыскное агентство, убивающее людей направо и налево.
— Джозеф, но ведь вы же сами знаете из истории, что руки церковников не вполне чисты от крови.
— Не надо сравнивать Средневековье и современность. С тех пор многое изменилось — и сколько еще изменится! Сейчас нет никакой тайной полиции, а за исполнительной, судебной и законодательной властью папского престола надзирает курия. Существуют и проверки, и оппозиция.
— И все же нельзя оспорить то, что и Папа, и кардиналы, и епископы обладают большими полномочиями. Еще не совсем забылись убийства, тоже связанные с исследованиями — между прочим, похожими на мои.
Романо недоверчиво взглянул на нее:
— И тоже о родословной?
— Феликс — тот, с кем я встречаюсь в Вене, — предупреждал, что если я не прекращу изысканий на эту тему, то подвергну свою жизнь серьезной опасности. Он рассказал мне о четырех убийствах, случившихся во Франции в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году и имевших отношение к Le Serpent Rouge. Я нарочно занялась этими случаями и выяснила вот что: некто Лео Шидлоф, австрийский перекупщик миниатюр, известный по махинациям с сочинениями под названием «Dossiers Secrets»,[17] якобы хранил у себя бумаги, касающиеся родословной Христа. После смерти Шидлофа портфель с его личным архивом перешел к Фахару уль-Исламе, тело которого впоследствии было обнаружено на железнодорожном полотне: беднягу выкинули из экспресса Париж-Женева. Сам портфель бесследно исчез. Через месяц после гибели Исламы в Национальную парижскую библиотеку поступила книга, отпечатанная в частной типографии, называлась она «Le Serpent Rouge». Этот труд содержал полную генеалогию Меровингов, две карты Франции в эпоху этой династии, а также многочисленные ссылки на хорошо известное нам полотно Пуссена «Les Bergers d'Arcadie». Речь в книге шла о «красной змее, проползшей по Франции сквозь столетия», — прямой намек на родословную некоего семейства. Всех трех авторов «Le Serpent Rouge» нашли повешенными. После них не осталось никаких документов, подкреплявших проведенные ими изыскания.
— Что ж, история и впрямь интригующая, но в ней — и тут вы со мной не поспорите — нет ни грамма надежных доказательств.
— В том-то и суть, — согласилась Бритт. — Люди, у которых они имелись, уже мертвы, а документы неизвестно куда подевались. Ко мне попал отрывок из Евангелия, где описываются попытки оживить Иисуса после распятия. Там же есть упоминание о Марии Магдалине с ребенком.
Романо явно не верил своим ушам:
— Вы хотите сказать, что в вашем фрагменте рукописи содержатся подробности о распятии и о каком-то ребенке?
Бритт повернула голову и посмотрела священнику прямо в глаза:
— Вот именно. Там говорится о Симоне Зилоте, подстроившем дело так, что Иисусу, висевшему на кресте, дали смесь прокисшего вина и змеиного яда, что ввело его в коматозное состояние. Вначале Христос отказывался от предложенного ему питья, но перед самой его кончиной некто, оказавшийся рядом, смочил вином губку, насадил ее на тростину и подал умирающему. Тот выпил и тут же произнес: «Кончено», за тем поник головой и испустил дух. В тексте, попавшем в мое распоряжение, утверждается, что впоследствии Иисуса пере несли в семейную гробницу…
— Ого! — произнес Романо и предостерегающе поднял палец. — Что вы подразумеваете под семейной гробницей?
— Вот очередной пример того, что церковь предпочитает не слишком вдаваться в смысл некоторых мест в Писании.
— Я, видно, что-то недопонимаю…
— Католическая церковь недвусмысленно утверждает, что у Иисуса не было ни братьев, ни сестер. По-моему, тем самым она всего лишь пытается убедить верующих в пожизненном девстве Богородицы. Церковники толкуют греческие слова «брат» и «сестра», исходя из семитской традиции того времени, уверяя, что под ними могли подразумеваться племянники и племянницы, а также двоюродная родня.
— Признаю, что в данной идее и заключается яблоко раздора между некоторыми учеными и христианскими конфессиями. Но какое отношение все это имеет к семейной гробнице? Склеп, в котором похоронили Иисуса, принадлежал Иосифу Аримафейскому, уважаемому человеку и члену синедриона.
— Судя по некоторым Евангелиям, Иосиф был учеником Христа.
— Верно, — кивнул Романо, — но для родственной связи этого явно недостаточно.
— Опираясь на уже упомянутую «языковую традицию эпохи», я достаточно легко докажу, что Иосиф Аримафейский вполне мог быть Христу братом.
Романо, хоть и внимательно следивший за ходом ее рассуждений, развел руками:
— Я не вижу между ними явной связи.
— Я тоже вначале не видела. Но стоило мне проанализировать ситуацию строго с точки зрения языка и обычаев той эпохи, я сразу натолкнулась на один общий момент.
— Какой?
— Разве не логично предположить, что тело Иисуса выдали для погребения его родственникам?
— В других обстоятельствах — пожалуй; если бы речь шла, скажем, о воре или о другом обычном преступнике. Но Иисуса же обвинили в подстрекательстве к мятежу, и «языковая традиция» нам тут ничем не поможет.
Огни в салоне померкли. Соседка Романо с другой стороны откинула сиденье, пристроила подушку между спинкой кресла и иллюминатором и стала готовиться ко сну. Бритт повернулась к попутчику, чтобы сидеть с ним лицом к лицу. Приглушенный свет ламп и мерцание экрана, на котором шел какой-то новый фильм, мягко озаряли ее силуэт.