— Желаете ужинать?
Рядом со столом рецепции отворилась дверь, и в ней возник человек с сигаретой в зубах. Он неторопливо направился к гостям. Стлавшийся за ним дымный след мог посоперничать с паровозным. Романо посмотрел на Бритт:
— Вы проголодались? Можно вернуться и позже…
Но Хэймар уже повесила свой ключ обратно на крючок и заявила:
— Я просто измотана и хочу сегодня лечь пораньше. К тому же давайте воспользуемся уединением и обсудим в ресторане великие открытия, которые мы сделали в Ренн-ле-Шато.
Романо тоже вернул на место ключ и обратился к незнакомцу:
— Сразу ужин, пожалуйста.
Только теперь Бритт разглядела над столом рецепции фотографию. На ней, очевидно, была запечатлена та же гостиница, но в былые годы, еще до реконструкции. Рядом с главным входом высилась внушительная статуя Марии. Человек прошел за стол и затушил окурок в пепельнице.
— Меня зовут Реми. Пройдемте со мной.
— Простите, — Бритт указала ему на снимок, — что было в этом здании раньше, еще до гостиницы?
Казалось, подобный вопрос ошарашил Реми. Он сузил глаза, и его прищур можно было назвать и смущенным, и дерзким одновременно. Наконец он открыл рот, собираясь ответить, и Бритт разглядела, что зубы у него плохие, неровные.
— Прошу прощения, я плохо знаю английский, — произнес Реми с сильным французским акцентом.
Бритт перегнулась через конторку и ткнула пальцем в фотографию:
— Что на этом снимке?
— А-а… Трактир. «Трактир Лошади».
Хэймар поводила рукой в обоих направлениях, словно отодвигая время.
— А раньше, давно? Еще до трактира?
— Здесь была вилла. Частная вилла.
— Вилла Санта-Мария?
Реми такой допрос явно тяготил.
— Нет-нет, не жилище святого. — Он уже направлялся к столовой: — Пожалуйста, идите за мной.
Когда Бритт и Романо уселись за столик, она наклонилась к нему и тихо спросила:
— Вы верите, что он не силен в английском? Как вам его разъяснения по поводу снимка?
— Если честно, — покачал головой священник, — мне никогда не удавалось постичь французов. Они живут в своем обособленном мирке, который не во всем совпадает с нашим.
— Когда я расспрашивала его о вилле Санта-Мария, мне показалось, будто он что-то недоговаривает.
— А я думаю, что его реакция говорит сама за себя. Семья Леоне насчитывает несколько поколений, и тем не менее он ни разу не слышал о вилле Санта-Мария. Уверен, что здесь найдется учреждение, где можно полистать местные имущественные акты — так мы поймем, существовало ли вообще такое название.
Реми возвратился с блокнотом и ручкой. Клиентам он протянул меню, написанное от руки и исключительно по-французски. Бритт принялась с грехом пополам разбирать изящный почерк и наконец объявила:
— Французский у меня и без того неважный, но эта каллиграфия крайне затрудняет чтение. Здесь есть говяжье филе и несколько куриных блюд. Если вы любите курятину, то я порекомендовала бы poulet au porto. Это жареный цыпленок в соусе из портвейна, сливок и грибов, а гарнир к нему — risotto и побеги спаржи.
— Мои познания во французской кухне ограничиваются словами boeuf и poulet,[28] поэтому я охотно соглашаюсь с вашим выбором.
Реми принял заказ и вскоре вернулся с бутылкой белого бургундского «Монраше». Он показал Романо этикетку, дождался его одобрительного кивка и только тогда откупорил бутылку и наполнил их бокалы. Когда он ушел, священник глотнул вина и улыбнулся:
— Прекрасно. — Он поднял бокал и предложил тост: — За то, чтобы мы оба добрались до истины и вернулись в Нью-Йорк в добром здравии.
Бритт чокнулась с ним и ответила:
— Да, выпьем за это. И чтобы истина у нас оказалась одна и та же.
Романо снова улыбнулся. Глоток спиртного — вот что требовалось Бритт, чтобы избавиться от умопомешательства последних нескольких дней. Сухое белое вино ласкало ей нёбо, соблазняло своим ароматом. Она отпила из бокала еще глоток, вдохнула поглубже и ощутила во рту приятное покалывание. Романо не сводил с нее глаз, и Бритт спросила:
— Только честно, вы считаете, что это с моей стороны сумасшествие — пытаться подвести обоснование под родословную Христа?
Священник поглядел на нее с участием, но не удержался от улыбки:
— Я, конечно, поостерегся бы назвать это сумасшествием. Скажу только, что ваше стремление развенчать общепринятую доктрину пагубно влияет на вашу объективность. Что конкретно вы стараетесь найти?
— Единственное реальное доказательство, на которое я могу опираться, — это неизвестное Евангелие от Иакова. Что, если именно его Соньер прятал в Ренн-ле-Шато, шантажируя и саму церковь, и процерковную европейскую аристократию?
Романо сложил пальцы в замок и прижал их к губам. Наконец он вымолвил:
— Сегодня мы с вами уже довольно наслушались и насмотрелись. Тем не менее Соньера нет на свете уже около девяноста лет, но никто до сих пор так и не раскрыл, в чем состояла его тайна. Это единственный вывод, который я сделал за сегодняшний день.
— Но ведь кто-то же обнаружил это Евангелие, иначе ко мне не попал бы отрывок из него? И меня просили приехать сюда за оставшейся частью. Разве это не…
— Что-что? — вытаращился на нее Романо. — Кто просил вас сюда приехать?
— Не кипятитесь, сначала выслушайте. Я думаю, этот человек тоже священник, а может, даже член «Rex Deus». Он нашел это тайное Евангелие и хочет исправить ужасную ошибку в отношении религии. Если правда откроется, то христианство, может быть, от слепой веры во всеобщее спасение вернется к учению Иисуса и добрым делам во имя Господа.
Романо смотрел на нее, разинув рот:
— Да, теперь это действительно на грани сумасшествия… И кто же он?
— На самом деле понятия не имею. Я его ни разу не видела.
— Может, он и убивает священников во имя Господа. Это он — Вестник? Почему вы сразу не рассказали о нем полиции?
— Я знаю, что он вовсе не убийца. Это он выслал мне фрагмент рукописи, подлинность которой подтверждена экспертизой. Он направил меня к отцам Маттео и Метьюсу; оба что-то знали о «Rex Deus» — и поплатились за это жизнью. Вас там не было, вы не видели их реакции… И он предупреждал меня, что найдутся те, кто захочет мне помешать. Когда он звонил мне, чтобы удостовериться, что я точно приеду в эту гостиницу, он просил соблюдать осторожность, потому что считал: человек, стрелявший в меня в Нью-Йорке, скорее всего, повторит попытку. Кстати, именно он убедил меня, что от вас не исходит никакой угрозы для моей жизни. Да, да, да! Почему бы мне ему не верить?
— Потому что вы даже не представляете, кто он такой. И у вас нет доказательств, что не он всем этим заправляет.
— Я прошу только об одном: потерпите до завтрашнего вечера. Конечно, вы можете прямо сейчас уехать в Каркассон — не сомневаюсь, Леоне с готовностью вас отвезет. Завтра к заходу солнца я или получу нужное доказательство, или нет. Или умру.
— Не говорите так, это не шутки. Кто-то уже умер, в вас стреляли — чуть ли не дважды.
— Тогда отправляйтесь в Каркассон.
Романо округлил глаза:
— Я не оставлю вас здесь одну.
Подошел Реми с заказанными блюдами и, наполнив клиентам бокалы, снова удалился. Бритт предложила тост:
— Выпьем за это превосходное угощение и за то, чтобы мне поскорее разрешить свое наваждение.
— Согласен. — Романо чокнулся с ней. — Но я все же не отступлюсь от попыток заставить вас пересмотреть основные позиции.
Выпив бургундское, Романо и Бритт принялись за еду. Они были одни в ресторанном зале; тишину нарушали только редкие жалобные птичьи крики и отдаленное конское ржание. Еда была превосходная. Цыпленка, как подметила Бритт, не только пропитали портвейном, но еще и ароматизировали бренди, risotto оказалось не слишком сухим и не слишком мягким, а побеги спаржи были приготовлены a point. Ей стало интересно, кто такой Реми — неужели одновременно хозяин, официант и управляющий этого уютного трактирчика?
Романо очень скоро управился со своей порцией. Отправив на вилке в рот последнюю горстку risotto, он виновато посмотрел на Бритт и разлил оставшееся вино по бокалам. Она не успела ничего сказать, как рядом снова возник Реми с очередной бутылкой. Откупорив ее, он подлил им еще бургундского, а затем спросил: