— Раз уж кто-то избрал мишенью Ближний Круг, то для нас всех огромное облегчение в том, что мы своевременно задумали проект с эмбрионами, — возразил Уокер.
— Послушайте, господа! — вскричал Хендерсон. — Мы пока в точности не знаем, как умерли эти трое. И мы не можем исключить, что Второе Пришествие уже настало, что Господь посылает нам своего истинного наместника, который приведет мир к обновленному Царствию Божию.
Члены Совета изумленно вытаращились на шотландца. Неожиданно раздавшийся звон колокольчика разрядил обстановку, вызвав у Фортье чувство облегчения. Он поднялся и возвестил:
— Блэр абсолютно прав. Мы не можем ничего исключать до тех пор, пока не будет установлена причина смерти священников или мы не получим известий от Филипа. Обед для нас уже накрыт в главной столовой зале. Момент сейчас трудный, но давайте сначала запасемся достаточным количеством фактов и только потом будем принимать взвешенное решение. Завтра у нас священный день. Не сомневаюсь, что Господь наставит нас и не даст ошибиться.
С этими словами Фортье направился к выходу. Прочие тоже встали и двинулись вслед за ним. Председатель Совета не мог отделаться от опасения, что совершил ошибку — еще тогда, когда привлек документ с Евангелием для поддержания устной традиции их святого ордена. К счастью, единственным свидетелем, знавшим всю правду, был Карлос Арман — а его тело никто никогда не обнаружит.
83
Романо поставил бутылку с вином и бокалы на столик, придвинутый к алебастровой балюстраде. Вид, открывающийся с балкона, захватывал воображение: внизу колыхались вершины деревьев, а вдаль, насколько хватал глаз, простирались горные кряжи. Ближайший пик, увенчанный деревушкой Ренн-ле-Шато, уже окутала темная тень. Необъятная перспектива, состоящая из череды хребтов, растворялась в ту манной дымке, а заходящее солнце окрашивало небосклон нежными цветными мазками.
Бритт сдвинула два кресла поближе друг к другу и заняла одно из них. Священник наполнил бокалы и последовал ее примеру. Они откинулись на спинки, смакуя прекрасное бургундское, и Романо впервые увидел, как с Бритт спало напряжение. В угасающем сумеречном освещении вдруг стала доступной ее сокровенная красота, усиленная мягким сиянием глаз, которого он не замечал раньше. Впечатление было такое, что Бритт совлекла с себя прежний покров муки и недоверия. Она повернулась к нему и спросила:
— Что заставило такого привлекательного мужчину, как вы, стать священником?
Потрясенный подобной бесцеремонностью, Романо сначала хотел осадить спутницу шаблонными рассуждениями о духовном призвании, но потом рассудил, что если он поделится с ней своими истинными переживаниями, то она, вполне возможно, быстрее разговорится на тему ее более чем загадочного стремления в Ренн-ле-Шато.
— Мне не очень приятно признаваться в том, что мое решение принять сан было злонамеренным, если не сказать хуже. Можете считать, что я стал священником, чтобы насолить собственной матери.
Он заметил, как Бритт вздрогнула, но тут же ободряюще улыбнулась, давая понять, что внимательно его слушает.
— Мой отец скончался, когда мне было двенадцать. После него нам с матерью достался значительный капитал. Сколько я себя помню, у нас всегда жила прислуга — супружеская пара, и у них была дочь Марта. На первом курсе колледжа между мной и Мартой возникло чувство, но мы скрывали его, потому что не надеялись, что моя мать отнесется к нему благосклонно. На весенних каникулах мать обо всем узнала — и разошлась не на шутку. Она говорила, что я мог выбрать себе кого-нибудь получше, что Марта гораздо ниже меня по положению… Потом она оставила эту тему. А через неделю семья Марты куда-то пропала. Мать сообщила, что они решили перебраться на Западное побережье и не оставили ей нового адреса. Я был вне себя, пытался разыскать их, но тщетно — они буквально испарились. Я не сомневался, что мать заплатила им за такое бесследное исчезновение, и не мог ей этого простить. Тогда-то мы и сошлись поближе с отцом Метьюсом, он пригласил меня вместе провести летние каникулы в иезуитском центре. В глубине души я понимаю, что на мое решение принять сан немало повлияло желание отомстить матери. Ей хотелось, чтобы я подыскал себе равную по положению женщину, с которой пристойно создать семью. Ну и вот — теперь это никогда не осуществится.
Едва солнце скрылось за отдаленным горным кряжем и их столик стал не виден во мраке ночи, как сзади на стене зажглись два круглых светильника.
— Вы сожалеете, что стали священником?
Романо уловил колебание в ее голосе и, запустив руку в волосы, откинулся на спинку кресла:
— О, бывают моменты, когда мне кажется, что я допустил ужасную ошибку. Я до сих пор помню восхитительное ощущение от объятий Марты. Такой теплоты мне больше никогда не испытать. До сих пор я иногда предпринимаю попытки разыскать ее семью, но до сих пор ничего существенного не обнаружил. Думаю, они вообще уехали из страны. Зато я нашел себя в преподавании и получаю от него огромное удовольствие. Мои студенты и есть моя семья, которой не будет конца. В общем, можно сказать, что я обрел и семью, и Господа.
Повеяло ветерком. Лицо Бритт омрачилось.
— А я все же успела испытать любовь мужа и сына, хоть и ненадолго…
Романо допил бургундское, подлил себе еще из бутылки и добавил вина в бокал Бритт. Он решил, что настал благоприятный момент, чтобы переменить тему.
— Как вы думаете, что случится завтра? Или, скорее, я должен спросить: что бы вам хотелось, чтобы случилось?
На лице Хэймар отразилась решимость:
— Я жажду определенности. Мне нужно некое удовлетворительное доказательство, которое придаст мне веры для окончания книги и убежденности хоть в чем-нибудь, чтобы можно было жить дальше. Признаюсь честно, мне все равно, подтвердится ли существование родословной, или появятся веские доводы против. Тогда я буду рассматривать эту теорию просто как легенду.
— Я рад, что вы сами заговорили о вере, — отозвался Романо. — Я верую в догму, которую вы почему-то оспариваете. Впрочем, моя вера зиждется на опыте многих и многих, живших до меня. — Он глотнул еще вина. — Ветхий Завет — средоточие более чем тысячелетней веры и культуры израильтян. Новый Завет возник подобным же образом примерно через столетие после смерти Христа. Большинство книг Старого и Нового Заветов имели сугубо устное хождение до того, как были записаны. К их созданию причастно множество людей: рассказчики, сочинители, обработчики, слушатели, читатели; всех их объединяет одно — вера.
Хэймар с улыбкой покачала головой:
— Для нас обоих не секрет, что вера есть безоговорочное доверие, не подкрепленное реальными доказательствами.
— Смотря что считать реальным доказательством. На протяжении столетия после распятия Иисуса Его ближайшие ученики передавали из уст в уста истории, которые и составили Новый Завет. И эти люди не отрекались от сказанного даже перед лицом страшной смерти. — Романо, поморщившись, искоса взглянул на Бритт: — По-моему, это уже достаточный залог достоверности.
— Вы же знаете, что я вовсе не отрицаю основные христианские ценности. — Бритт неторопливо отпила из бокала. — Для меня главная сложность связана с идеей абсолютного искупления и молитвенными посулами. Есть и другой аспект, который не дает мне покоя с тех пор, как ко мне попал фрагмент Евангелия: могла ли физическая сущность Христа умереть и воскреснуть из мертвых?
— Мне кажется не столь существенным, чем в результате обернется ваше неизвестное Евангелие, поскольку в любом случае оно сводится к тем же основам — к вере.
— Разве не существенно, о чем там говорится? — удивилась Бритт.
— К сожалению, сегодня мы склонны верить всему, что пишут. Y2K,[29] глобальное похолодание, а за ним — глобальное потепление, следы йети, оружие массового уничтожения… Марк Твен однажды сказал замечательную вещь: «В жизни я повидал множество неприятностей, и большинство из них так никогда и не случились». Что бы вы ни написали, найдутся те, кто поверит в это, и те, кто нет.
29
Y2K (Year 2000) — общее название класса ошибок в компьютерных программах, связанных с проблемой датирования.