Наверное, следовало бы обменяться речами.
Вместо этого Пройас, сжав кулаки, просто шагнул ему навстречу и одним ударом поверг этот гнилой ужас к своим ногам. Его естество от прилива крови изогнулось дугой и запульсировало блаженством насилия. Экзальт-генерал, обхватив ладонями гноящиеся щёки князя-вождя, провёл языком по язвам, изъевшим его лоб.
Вкус почвы – солёный и горький. И сладость, сокрытая внутри заражённой плоти.
Пройас уставился на кончики сибавуловых пальцев. Душа короля Конрии металась между ужасом и восторгом. Руки дрожали. Сердце гулко стучало в груди. Он едва мог дышать…
А ведь он ещё даже не начал свой пир!
Он взглянул туда же, куда взирал Сибавул – на запад. Всмотрелся вместе с кепалором в зрелище, что было их общей целью до того, как настал этот день – легендарные Рога Голготтерата, острия из сверкающего золота, заливающие своим палящим сиянием окружающие пустоши. Так долго они оставались вводящим в заблуждение миражом, представлялись какой-то злобной подделкой, золотящейся у горизонта. Теперь же отрицать их громадную, всеподавляющую реальность было уже невозможно.
И, казалось, они вместе поняли это, король и осквернённый князь, постигли вспыхнувшими искрами глубочайшего осознания, высеченными из камня скорби и железа страсти. Рога наблюдали за ними. Он вновь ударил князя-вождя, заставив его взглянуть на восток, дабы тот увидел, как Великая Ордалия поглощает его валящуюся с ног процессию трупов. Вместе они смотрели, как потоки проворных теней хлынули между плетущимися болезненными фигурами и на них. Вместе слышали всё разрастающиеся крики, мигом позже превратившиеся в грохот прилива.
Словно братья глядели они, как брат упивается кровью брата.
– Мы… следуем… вместе, – прохрипел Обожжённый лорд Ордалии. – Кратчайшим… Путём…
Пройас взирал на кепалора, из глаз его текли слёзы, а изо рта слюна.
– И вместе… переступаем… порог… Преисподней…
Экзальт-генерал, задрожав от вспыхнувшего в его чреслах блаженства, очередным ударом вновь поверг наземь князя-вождя.
Подобрал слюни…
И вытащил нож.
Вкусим то, что нам уготовал Ад.
Честь… Честь это?..
А милосердие… Что есть милосердие?
Умерщвление того, что застряло на этом свете, что трясётся от боли и кровоточит, но всё ещё продолжает трепыхаться, хоть и поражено насмерть. Что бьётся и содрогается. Чья изрезанная и ободранная плоть истекает гноем и слизью.
Что есть милосердие, как не удушение кричащего от страданий?
А честь… Что есть честь, как не жертва, лучше всего послужившая ненасытному чреву хозяев?
Тогда, быть может, тебя-то мне и стоит бояться…
Пройас Больший пребывал в самом расцвете своей безрассудной необузданности… когда осознал, что освободился… когда понял, что нет и не может быть в пределах всего Творения ничего прекраснее, нежели отторжение души от тела.
– Вот я и стал целостным, – шепнул он подёргивающемуся у его ног существу, что фыркало и хрипело, фонтанируя чем-то жидким из своего распотрошённого нутра. – Вот я… и преодолел то… что меня разделяло.
Глава шестая. Поле Ужаса
Если нет Закона, нужны традиции. Если нет Традиций, не обойтись без нравов. Если недостаёт Нравов, требуется умеренность. Когда же нет и Умеренности, наступает пора разложения.