Выбрать главу

Грех.

Тем вечером многие тысячи собрались, чтобы глянуть на казнь обвинённых в подстрекательстве к мятежу — около двадцати человек, которые, не считая Вугалхарсы, попали к палачам в большей или меньшей степени случайно. Пройас был готов к осложнениям и к тому, что ему придётся приказать Школам обратить на бунтовщиков всю свою мощь. Но как бы он ни опасался перспективы наплодить мучеников, ещё больше он боялся показаться слабым и бессильным. И посему кому-то предстояло умереть — хотя бы для того, чтобы возродить в людях страх, в котором нуждается всякая власть.

В соответствии с Законом с «зачинщиков» бунта публично содрали кожу, за один раз срезая её с тела полосками в палец шириной. Между дикими криками осуждённые раз за разом взывали к своим родичам, то подбивая их вновь восстать, то умоляя послать им в сердце стрелу. Но в отсутствии какого-либо общего, объединяющего всех притеснения, их вопли лишь нагоняли на людей ужас и вызывали паралич, либо же и вовсе провоцировали насмешки и взрывы шумного веселья — хохот, будто бы исходящий от кучки обезумевших глупцов. Большинство воинов радостно завывали, тыкали в казнимых пальцами и, держась за бока от смеха, вытирали с глаз слёзы, приветствуя натужные визги тех, кого несколькими стражами ранее сами же прославляли и носили на руках. Но некоторые смотрели на происходящее безо всякого выражения, глаза их были широко распахнуты, а сжатые губы превратились в тонкую полоску, словно бы души их полнились неверием к ужасу, ими пробуждённому. Экзальт-генерал был среди них. Он вынужденно смотрел на казнь, но не мог отделаться от мысли, что сия показательная экзекуция, долженствующая внушить зрителям в равной мере и почтение и ужас, была для них скорее наградой, нежели наказанием…

Что, следуя какому-то слепому, звериному инстинкту, Ордалия добровольно отдала часть себя самой, дабы накормить прочие части.

Как было установлено, из четырёхсот тридцати восьми умерщвлённых во время бунта Судей, почти четыреста оказались частично съеденными. После математических расчетов Тесуллиана, лорды Ордалии могли с достаточной степенью достоверности предположить, что, по меньшей мере, десять тысяч их братьев-заудуньяни в той или иной степени оказались причастны к каннибализму…

Вдобавок ко всем прочим мерзостям, ими совершённым.

Пройас повелел Столпам установить его кресло на вершине холма, высившегося у южной оконечности лагеря. Там он и сидел в полном боевом облачении, позой своею и видом более напоминая Императора Сето-Аннариана, нежели короля Конрии. Кайютас стоял справа, наблюдая за тем, как он всматривается вдаль.

— Мы поразмыслим о Голготтерате вместе, — сказал он своему племяннику, — там, где нас смогут увидеть каждый, кто пожелает.

И они взирали на расстилающиеся перед ними свинцово-серые пустоши Агонгореи — бесплодные земли, исчерченные штрихами и изгибами глубоких вечерних теней, отстранённо созерцая Рога, вздымающиеся у изрезанного скалами края горизонта. «Аноширва» называли древние куниюрцы это зрелище, особенно наблюдаемое с подобного расстояния, «Рога Достижимые». Сидящему так высоко над этой по трупному бледной равниной, их сияние могло показаться чем то вроде блеска золотого украшения в пупке шлюхи или же фетиша какого-то безвестного культа, воткнутого в сморщенную кожу мертвеца …

Инку-Холойнас.

Голготтерат.

Ужас скрутил его кишки.

Уста увлажнились.

Несколько лет тому назад Келлхус предложил ему представить тот миг, когда, находясь на Поле Ужаса, он увидит Гоготтерат. Пройас вспомнил, как горло его сжалось от этого образа, от предощущения, что он находится на этом вот самом месте, только не сидя в кресле, как сейчас, а стоя прямо, и будучи одновременно переполненным и яростью и смирением…ибо он сумел добраться так далеко…и оказаться так близко к Спасению.