Пожав плечами, я откинул ветку и пошел прочь. Мне вполне нравились мои пальцы, а этот маленький изувер, явно порубит их.
— Кьяя, — вырвался из меня визг, когда что-то острое воткнулось в затылок.
Я нащупал в волосах холодный метал и вытащил меч. Вошел он неглубоко, попросту застряв в коже. Я поднес меч поближе, чтобы рассмотреть. Выглядел он, как настоящий, но размер был не больше мизинца. Покрытый кровью кончик, не оставлял сомнений в остроте лезвия.
Я вернулся к яме и подцепив рыцаря за плащ, выдернул его наверх. Оказавшись на дорожке, он завертелся и пробежав вперед, уткнулся мне в ногу. Негодующе пнув меня сапожком, он требовательно поднял руку вверх.
— Держи, — я опустился и протянул ему меч.
Одним движением смахнув клинок с ладони, он отскочил назад и замер.
Вдалеке завыла сирена. Я поспешил к выходу, оставив рыцаря позади. Раздалось негромкое позвякивание. Я обернулся, но рыцарь тут же застыл, делая вид, что я ему не интересен.
Большие кованые ворота оказались настежь распахнутыми. Пройдя сотню метров по извилистой тропинке, через густой подлесок, окруживший психушку, я вышел на трассу, ведущую в город. Смешно семеня, выбежал рыцарь, попутно счищаю мечом колючки, налипшие на плащ.
— Охуеть, — сказал я, смотря на открывшийся вдалеке город.
Даже отсюда виден густой черный дым, покрывавший дорогу впереди. Будто грозовые, чернильные тучи опустились вниз, накрывая город жирными тушами.
Звук сирены усилился и приблизился, казалось, что он совсем рядом. Из-за поворота выскочила пожарная машина. Я едва успел отскочить, теряя на ходу плащ.
Быстро накинув его обратно, я сошел на обочину и пошел к городу. Я даже не знал, зачем туда идти. Мать мне не хотелось видеть, эта сука могла бы и забрать меня из дурки.
Послышался шум едущей машины и я оглянулся. По дороге полз старенький, серый мерс, со включенными фарами. Я развернулся и пошел дальше. Вскоре машина поравнялась со мной и остановилась. Тонированное боковое стекло со скрипом отъехало, показывая безразлично смотрящее лицо девушки. Агрессивный макияж на лице, короткий топик, оголивший белый, с жирком живот, заставил меня поморщиться. Но все же черты лица казались мне смутно знакомыми.
— Эй, клоун, тя подвезти, — заорал водитель, — залетай, пока я добрый.
Стоило увидеть упитанную, круглую харя, с самодовольной улыбочкой, как я вспомнил девушку. Моя одноклассница Светка, а водитель — Петухов.
Я открыл заднюю дверь и на секунду замер. Невидимая за тонировкой, там сидела моя вторая одноклассница — Танька, держа в руке двушку с пивом. Она улыбнулась и похлопала по сиденью, приглашая меня.
— Где достал такой прикид? — спросил Петухов, когда мы тронулись, — из дурки сбежал?
Они со Светкой захохотали, как гиены, хотя шутка была убогой.
— А мне нравится, — пьяно растягивая слова, сказала Таня, — так стильно.
Она подвинулась ко мне, прижимаясь горячим, мягким бедром, в коротких джинсовых шортиках.
— Ты ниче такой, — прошептала она, обдав горячим и хмельным дыханием, — хочешь замутим?
Я молча смотрел, как мы въехали в тяжелый черный дым, едва пробиваемый фарами автомобиля. Смутный трепет поселился в моем теле, едва солнце перестало дотягиваться блеклыми лучами до земли. Татуировка жгла, будто извиваясь под кожей, но этот жар был приятным, он заставлял сердце биться быстрее, наполнял веселой злобой.
Я повернулся к обиженному надувшей губы Таньке и привлек ее к себе. Слабо пискнув, она прильнула ко мне, послушно подставляя губы. Я помедлил мгновение, вглядываясь в алую, влажную плоть и ряд мелких, белых зубов.
Она расслабилась, когда мы сомкнули губы, только в самом конце дернулась. Но скорее это был инстинкт плоти, противящейся своему концу, надеющейся сокращением сильных, молодых мышц, вырвать у смерти еще пару секунд.
— Эй, ты че сделал? — заорал Петухов, когда я отпустил иссушенное тело Тани.
Он ударил по тормозам. Не пристегнутую Свету бросило вперед, впечатывая лицом в лобовое стекло.
— Просто пообедал, — сказал я, облизнувшись, — но от добавки не откажусь.
Глава наблюдателя — Вера
— Это что такое? — устало спросил Сомов, — почему ограждение не выставили?
Молодой лейтенант поперхнулся бутербродом с сыром и колбасой и поник, грустно опустив руки. Курицына вяло обвела взглядом галдящую толпу, собравшуюся у ворот особняка. Одна насупленная бабка держала в руках икону и неустанно бормотала молитвы, шлепая губами. С окраин города тянуло гарью.