Бартоломью, от изумления лишившийся дара речи, переводил взгляд с бледного лица Хесселвела на стеклянный пузырек у него в руках. Вне всякого сомнения, то была одна из склянок, в каких он оставлял больным лекарства. На горлышке даже сохранился обрывок пергамента с выведенными рукой Бартоломью рекомендациями по применению снадобья. Теряясь в догадках, доктор протянул руку за пузырьком.
Хесселвел неверно истолковал причины его замешательства и проворно спрятал за спину руку, сжимавшую склянку.
— Я могу быть вам полезен, — исподлобья взглянув на Бартоломью, пробормотал он. — Обещаю молчать как рыба. В конце концов, до сих пор я неплохо служил вам. Не вижу причин, которые помешали бы мне продолжать.
— О чем вы говорите? — процедил Бартоломью.
По спине у него пробежал неприятный холодок. Вполне возможно, не один Хесселвел подозревал, что доктор является главой сатанинской секты. Мысль эта заставила Бартоломью содрогнуться.
Хесселвел подался вперед и произнес, понизив голос:
— Вы ведь помните, я успешно выполнил ваше поручение и оставил предостережение брату Майклу.
Бартоломью принялся вышагивать вокруг алтаря, чтоб привести в порядок свои сумбурные мысли. Итак, козлиную голову на кровать Майкла подбросил Хесселвел; их догадка, что это дело рук чужака, не имеющего отношения к Майкл-хаузу, оказалась неверной. Теперь понятно, откуда злоумышленник знал комнату Майкла и то, что монах уже вернулся из Или. Спал Майкл очень чутко, но долгий путь утомил его, и он не проснулся, когда Хесселвел вошел в комнату.
Продолжая шагать, Бартоломью пытался припомнить, как принял Хесселвел известие о покушении на Уолтера. Тогда он стоял рядом с отцом Эйданом. Изумленные лица обоих отчетливо вспыли перед внутренним взором Бартоломью. Или Хесселвел наделен незаурядным талантом лицедейства, или он был потрясен и напуган не менее всех прочих обитателей Майкл-хауза.
— Вы едва не отправили привратника на тот свет, — проговорил Бартоломью, не сводя с Хесселвела испытующего взгляда.
— Это не моя вина, — воскликнул Хесселвел, и в глазах его вспыхнуло отчаяние. — Вы оставили мне бутылку вина и приказали передать ее Уолтеру так, чтобы он не догадался, от кого она. Вы сами заверили меня, что в ней всего лишь снотворное снадобье, но никак не смертоносный яд.
— Я ни в чем вас не заверял и ничего не поручал вам, — сказал Бартоломью. — К вашей богопротивной секте я не имею ни малейшего отношения. Все ваши домыслы ошибочны, мастер Хесселвел. Да, я часто выходил из колледжа по ночам, но лишь для того, чтобы навестить больных. Я вожусь со снадобьями и настоями, потому что без этого невозможно заниматься медициной. Если наиболее тупоумные из моих студентов считают меня еретиком, это происходит лишь от их неспособности понять, чему я пытаюсь их обучить. Более того, мне прекрасно известно, что привратник Уолтер имеет обыкновение спать на посту и потому нет никакой надобности потчевать его снотворным зельем.
Хесселвел смотрел на него, выпучив глаза от удивления.
— Но к какой же общине вы принадлежите? — пробормотал он. — К общине Очищения?
Бартоломью отрицательно покачал головой. Хесселвел поник и сгорбился. Кинрик по-прежнему крепко держал его за руку.
— Как вы теперь намерены поступить? Вы ведь не станете никому рассказывать, что я принадлежу к общине Пришествия?
Дрожащий голос Хесселвела был полон мольбы.
— Я не имею права скрывать это, — непререкаемым тоном заявил Бартоломью. — Мой долг — сообщить мастеру, что вы являетесь членом этого нечестивого союза. А уж он решит, какого наказания вы заслуживаете.
— Но они убьют меня! — простонал Хесселвел. — Умоляю, не губите мою жизнь! Вы не представляете, насколько велико их могущество!
Взгляд его был полон ужаса, и Бартоломью невольно ощутил приступ жалости.
— Если вы упорствуете в своем намерении, доктор, прошу вас, поговорите с мастером после заката! — взмолился Хесселвел. — Дайте мне возможность собрать пожитки, нанять лошадь и скрыться из города! В противном случае меня неминуемо ждет смерть.
Бартоломью поднял глаза к небу. До заката оставалось около двух часов. Хесселвел переводил полный отчаяния взор с Бартоломью на Кинрика. Бартоломью подумал о том, что опасения магистра законоведения должны иметь под собой веские основания.
— Так и быть, я отложу разговор с мастером на несколько часов, — после недолгого колебания изрек Бартоломью. — Но вы должны сообщить мне все, что вам известно о секте, членом которой вы являетесь.
— Если я расскажу, мне не жить, — побелевшими губами прошептал Хесселвел.
— Если я отправлюсь к мастеру немедленно, не дав вам возможности скрыться, вам грозит та же участь, — пожал плечами Бартоломью. — Выбор за вами.
Хесселвел безнадежно огляделся по сторонам.
— Что ж, терять нечего, — проронил он. — Но вы дадите мне время для побега?
Бартоломью молча кивнул.
— У меня нет никаких гарантий, что вы меня не обманете, — заявил магистр права.
— Никаких, — согласился Бартоломью. — Однако положение у вас безвыходное, и торговаться не приходится.
Несколько мгновений Хесселвел молчал, понурив голову.
— Я вступил в общину Пришествия, как только прибыл в Кембридж, — заговорил он. — В Лондоне я тоже принадлежал к подобной общине и нередко выполнял различные поручения, причем не безвозмездно. Среди членов таких союзов существует обыкновение пользоваться услугами друг друга. Приехав сюда, я сразу же получил приглашение вступить в общину Пришествия.
Так вот откуда у скромного законоведа богатая одежда, догадался Бартоломью. Его всегда удивляли щегольские наряды Хесселвела, столь выделявшиеся на фоне дешевых поношенных мантий других магистров.
— Поначалу все шло хорошо, — продолжал Хесселвел. — Время от времени мы устраивали ночные собрания в заброшенной церкви. Но месяц назад глава нашей общины исчез и на его место заступил другой. С тех пор все переменилось. Собрания стали более частыми, а обряды — жуткими и устрашающими.
— Что вы можете рассказать об этом новом главе?
— Он не единожды обязывал меня выполнять некоторые поручения, — вздрогнув, сообщил Хесселвел. — Иногда он передавал их через своих помощников, иногда говорил со мной сам. Но лица его я ни разу не видел. Однажды один из его приспешников дал мне склянку с некоей горючей смесью и приказал натереть зельем задние ворота Майкл-хауза. В другой раз, после смерти дочери де Белема, глава секты решил ночью отправиться в Майкл-хауз и приказал мне сопровождать его.
Произнеся эту фразу, Хесселвел внезапно уронил голову в ладони.
— Сейчас только я понял, что вы никак не могли быть главой общины, — прошептал он. — Ведь тогда, в саду, вы вступили с ним в драку и едва не сорвали с него маску! Он приказал нам не вмешиваться, что бы ни случилось. Но когда я увидал, что он вот-вот потеряет маску, я поджег ворота и дал ему возможность скрыться. Откровенно говоря, я взял на себя смелость нарушить его приказ лишь потому, что опасался предательства с его стороны. Окажись он в ваших руках, он не стал бы меня выгораживать.
— С вами был еще один, — напомнил Кинрик. — Детина огромного роста. Кто он такой? Дьявол собственной персоной?
Хесселвел вновь содрогнулся.
— Я никогда не видел его без маски. Как, впрочем, и всех других приспешников главы секты. И я ровным счетом ничего о них не знаю.
Сказав это, Хесселвел погрузился в молчание.
— Более вы ничего не имеете нам сообщить? — подал голос Бартоломью.
— Я едва не убил беднягу Уолтера, — покаянно понурившись, признался Хесселвел. — И я подбросил козлиную голову на кровать брата Майкла.
— Зачем глава секты приказал вам сделать это? — спросил Кинрик.
— Не имею понятия. Он отдавал приказы, а я беспрекословно выполнял их. Этот человек внушал мне трепет. Я не представляю, зачем ему понадобилось смазывать задние ворота колледжа горючей жидкостью. Одно мне доподлинно известно: все его помыслы проникнуты злом. Господи боже, как горько я сожалею о том, что позволил втянуть себя в водоворот темных деяний!