Бартоломью потянулся и выпрямил ноги, затекшие после долгого пребывания в седле.
— Признаюсь, я не рассчитывал, что трюк с козлиной головой произведет столь сильное впечатление, — сказал он. — Но у меня не было иного выхода. И уж конечно, я думать не думал, что испугаю тебя, Майкл. Особенно если учесть, что на прошлой неделе ты сам устроил для меня славное представление с тенями.
— Да, тогда ты испугался до умопомрачения, — довольно заметил Майкл — А ведь увидать тень на стене собственной комнаты — совсем не то, что увидать ее в церкви во время сатанинской церемонии. К тому же я состроил из пальцев тень обычного козла, а тебе удалось изобразить настоящее порождение ада. До сих пор вздрагиваю, стоит вспомнить его жуткие витые рога.
— Тем не менее это был всего лишь козел. А если тень не слишком походила на животное, ты должен меня извинить. Ведь в отличие от тебя я никогда прежде не упражнялся в искусстве теней, — насмешливо произнес доктор.
Майкл решил положить конец препирательствам и ответил на его слова улыбкой. Распрощавшись со Стэнмором и его супругой, друзья пешком направились в Майкл-хауз. У Трампингтонских ворот уже ожидал клерк, которому было поручено встретить их и незамедлительно проводить к канцлеру. В кабинете де Ветерсета они увидали Бакли и Хэрлинга.
Бартоломью с удовлетворением отметил, что щеки магистра грамматики немного порозовели, а глаза, прошлой ночью мутные и потухшие, вновь обрели живой блеск. Де Ветерсет, напротив, выглядел растерянным и подавленным.
— Все эти ужасные известия совершенно выбили меня из колеи, — произнес он, едва увидал Майкла и Бартоломью.
Доктор мысленно отметил, что сознание собственной неправоты оказалось для канцлера тяжелым испытанием.
— Когда вы начали подозревать Гилберта?
— Лишь вчера, — ответил Майкл. — Хотя улик против него было более чем достаточно. Гилберт, наверное, очень забавлялся, наблюдая, как мы блуждаем в потемках и строим ошибочные домыслы. Ведь он-то прекрасно знал, кто совершает злодеяния.
Де Ветерсет закрыл лицо руками, и Бакли сочувственно похлопал его по плечу. «И как только ему могло прийти в голову, что этот кроткий и добродушный пожилой человек способен засунуть труп монаха в сундук и скрыться?» — недоумевал Бартоломью, глядя на вице-канцлера.
Хэрлинг стоял чуть поодаль. На лице его застыло безучастное выражение, но пальцы беспокойно теребили пуговицу, висевшую на одной нитке. Теперь, когда Бакли вернулся к своим обязанностям, Хэрлингу предстояло расстаться с должностью вице-канцлера.
— Слава богу, все неприятности позади, — заявил Майкл, пытаясь ободрить приунывшего канцлера. — Преступники пойманы, летопись университета в целости и сохранности, а тайны по-прежнему укрыты от посторонних глаз. А также от глаз некоторых ваших помощников, — добавил монах многозначительно, заставив де Ветерсета виновато потупить взор. — Признаюсь, произошедшие события заставили меня задуматься над тем, нужна ли университету эта летопись, — продолжал Майкл. — Ведь при неблагоприятном стечении обстоятельств она может стать грозным оружием в руках наших врагов.
— Вы совершенно правы, брат, — изрек де Ветерсет и указал на кучку пепла в камине. — Вот все, что осталось от книги. Мы с мастером Бакли решили, что надо избавиться от нее, прежде чем враги наши обернут ее тайны во зло. Увы, брат, я не могу разделить вашей уверенности в том, что все неприятности остались позади. Прошлой ночью в городе произошло еще одно убийство. Жертвой опять стала гулящая женщина. Ей перерезали горло неподалеку от Барнуэлльских ворот.
Бартоломью бросил взгляд на Хэрлинга, но тот даже бровью не повел.
— Новое убийство! — в недоумении воскликнул Майкл. — Но это невозможно! Прошлой ночью и де Белем, и Гилберт были в наших руках.
— Ни де Белем, ни Гилберт не убивали городских проституток, — подал голос Бакли. — Они даже не знают, кто это делал. Находясь в заточении в доме де Белема, я слышал, как они говорили об этом.
— Но кто же тогда убийца? — недоуменно развел руками Майкл.
Бартоломью по-прежнему не сводил глаз с Хэрлинга.
— А к какой общине принадлежите вы, мастер Хэрлинг? — вкрадчиво осведомился он.
Хэрлинг, от неожиданности лишившийся дара речи, вперил в доктора растерянный взор.
— О чем вы говорите, мастер Бартоломью, — пробормотал он наконец. — Вам не хуже моего известно, что магистрам университета запрещено вступать в какие-либо общины.
— Вам более нет нужды скрывать правду, Ричард, — устало проронил де Ветерсет. — Брат Майкл и доктор Бартоломью слишком много для меня сделали. И я не желаю держать их в заблуждении.
Хэрлинг с обиженным видом поджал тонкие губы и отвернулся.
— Мастер Хэрлинг вступил в общину Пришествия совсем недавно, после того как стал моим заместителем, — пояснил де Ветерсет. — Он намеревался раздобыть сведения, способствующие вашему дознанию. Нам было известно, что один из студентов пансиона Фисвика является членом этой нечестивой секты. Ричард сблизился с ним и попросил взять его на собрание.
Бартоломью недоверчиво поглядел на надутого Хэрлинга, и тот ответил ему злобным взглядом.
— Я вступил в эту общину исключительно из благих побуждений, — произнес он дрожащим от напряжения голосом. — Будучи вице-канцлером, я вижу свой долг в том, чтобы оградить университет от пагубных искушений и всепроникающей скверны. Проникнув в сатанинскую секту, я намеревался положить конец тому влиянию, которым она пользовалась в городе.
— Лишь я один знал, что Хэрлинг принадлежит к общине Пришествия, — добавил де Ветерсет. — Об этом я не сообщал даже Гилберту.
— Что ж, удалось ли вам проникнуть в тайны общины? — спросил Бартоломью, не спуская глаз с Хэрлинга, чей взор по-прежнему полыхал злобой.
— К сожалению, я сумел выяснить не так много, — пожал плечами Хэрлинг. — Мне лишь известно, что у главы сатанистов есть двое приспешников — человек огромного роста и женщина. Но теперь мы знаем, что под женским обличьем скрывался Гилберт.
— Да, я видел в доме де Белема огромного детину! — с жаром подтвердил Эдвард Бакли. — Лицо его неизменно закрывала маска, а при ходьбе он ужасно шаркал ногами!
— Вы правы, походка у него довольно неуклюжая, — продолжал Хэрлинг. — Несомненно, он обладает невероятной силой, и в то же время создается впечатление, будто он плохо управляет своими конечностями. Признаюсь, при встречах с ним я испытывал ужас.
— Значит, вы полагаете, что городских потаскух убивал именно этот верзила? — уточнил Майкл.
Бартоломью стремительно перебирал в памяти все известные факты. Он вспомнил, как в саду колледжа вступил в схватку с человеком огромного роста. Возможно, тот же самый громадный детина сбил его с ног во дворе церкви Святой Марии в ту ночь, когда мнимая Джанетта пожелала с ним побеседовать. Скорее всего, именно о нем говорил Хэрлинг.
— Кого еще мы можем подозревать теперь, когда выяснилось, что Гилберт и де Белем не трогали гулящих женщин? — пожал плечами Хэрлинг.
Бартоломью и Майкл, решив более не тратить времени на разговоры, откланялись и направились к Барнуэлльским воротам.
— Черт побери! — пробормотал Майкл, раздраженно взмахнув в воздухе кулаком. — Мы были слишком уверены, что несчастных шлюх убивал де Белем, и не допустили иной возможности. А все из-за того, что он предрек очередное убийство.
Бартоломью рассеянно взъерошил свои спутанные волосы.
— Мы вновь оказались в плену у собственной глупости, — устало изрек он. — Дай мы себе труд рассуждать логически, удалось бы избежать ошибки. В ночь, когда убили Исобель, де Белем был занят похищением Бакли, а Гилберт в церкви следил за монахом-взломщиком. Следовательно, они оба ни при чем. Что касается некоего здоровенного детины, то, по моему разумению, это лишь уловка. Хэрлинг пытается отвести подозрения от собственной персоны.
— Что? — недоверчиво протянул Майкл. — Неужели ты подозреваешь Хэрлинга?
— А почему нет? — развел руками Бартоломью. — И сейчас ты сам убедишься, что подозрения мои отнюдь не безосновательны. Во-первых, Хэрлинг сам признался, что он член сатанинской секты. Причины, подвигнувшие его вступить в эту общину, мы пока оставим в стороне. Во-вторых, он был весьма заинтересован в том, чтобы бедняга Бакли сгинул бесследно — ведь Хэрлинг занял его должность. Для такого дела он вполне мог вступить в сговор с де Белемом. И третья причина, самая важная: откровенно говоря, я терпеть не могу этого надутого индюка!