Выбрать главу

Джонстан, отчаянно припадая на больную ногу, бросился вслед за ним.

— Прекратите! — крикнул он, и голос его сорвался на визг. — Вы не имеете права!

Бартоломью схватил какую-то тряпку и швырнул в лицо Джонстану. То был камзол, запятнанный кровью.

— Что вы на это скажете? — процедил он.

Лицо младшего проктора покрыла мертвенная бледность.

— Я порезался и запачкал камзол, — пролепетал он. — Как раз сегодня я собирался заняться стиркой.

— И как же вы себя порезали, мастер Джонстан? Может, вы покажете мне рану? Я ведь доктор, — взревел Бартоломью и сжал кулаки, борясь с нестерпимым желанием вцепиться убийце в горло.

— Я не намерен ничего вам показывать, — воспротивился Джонстан. — Я проктор университета, и вы обязаны мне подчиняться. Брат, прошу вас, отведите вашего товарища в колледж и посадите его под замок. Несомненно, он нездоров и может натворить много бед, — распорядился он, подталкивая Майкла к Бартоломью.

Доктор не обратил на его слова ни малейшего внимания, распахнул еще один шкаф и принялся рыться внутри. Дыхание у него перехватило, когда он увидал множество разномастных женских башмаков. Все женщины, с которыми разделался убийца, были разуты, ибо он оставлял на их пятках знак в виде кровавого круга.

— Откуда это у вас? — вскричал он, запустив в Джонстана башмаком.

— Это обувь моей матери. Вы не смеете ее трогать, — пробормотал тот.

Бартоломью продолжил поиски. В самом дальнем углу шкафа он обнаружил свернутую мантию. Вытащив ее, он развернул ее перед Майклом и Талейтом, чтобы они могли видеть засохшие бурые пятна.

— Я же сказал вам, что порезался! — причитал Джонстан. — Вы зашли слишком далеко, доктор. Немедленно покиньте мой дом!

— Я покину его только после того, как вы покажете мне порез, откуда вытекло столько крови, — усмехнулся Бартоломью.

Талейт тревожно переводил взгляд с кровавых пятен на искаженное страхом и злобой лицо младшего проктора. Он сделал несколько шагов по направлению к Джонстану. Тот внезапно метнулся в кладовую, захлопнул за собой дверь и запер Майкла с Талейтом в кухне. Повернувшись к Бартоломью, он неведомо откуда извлек нож, покрытый засохшей кровью. Удар, который он нанес в следующее мгновение, мог бы оказаться для доктора роковым, если бы тот не отразил его при помощи табуретки. Одна из ножек со стуком полетела на пол. Бартоломью, по-прежнему держа табуретку перед собой, отступил в дальний угол.

— Грязный потаскун! — прошипел Джонстан. — Я знаю, вы большой любитель непотребных девок. Видел, как вы заходили в дом этой мерзкой блудницы Матильды. И Сибиллу вы куда-то спрятали. Но только ничего у вас не вышло. Кара Господня все равно настигла дочь порока и разврата!

Судя по оглушительному треску, Майкл и Талейт прилагали все усилия, чтобы взломать кухонную дверь. Джонстана, казалось, это ничуть не волновало.

— Моя матушка всегда советовала мне остерегаться тех, кто якшается с проститутками, — произнес он, приближаясь к Бартоломью. — А еще она говорила, что черная смерть непременно вернется, если мы не очистимся от греха и не положим конец пакостному промыслу непотребных девок.

Кухонная дверь содрогалась под градом ударов. Джонстан занес правую руку с ножом и сделал ложный выпад. Бартоломью, пытаясь защититься, взмахнул табуреткой. В голове у доктора пронеслась мысль о том, что по части рукопашной битвы он не может соперничать с Джонстаном. Тот вовсе не относился к числу тех прокторов, которые, обходя улицы дозором, избегают рискованных столкновений. Несомненно, ему не раз случалось кулаками убеждать загулявших студентов, что по ночам следует воздерживаться от прогулок по городу. Прежде чем Бартоломью успел осознать, что происходит, перед глазами у него мелькнуло окровавленное лезвие, а правую руку сжала железная хватка. В то же мгновение Майкл и Талейт опять налегли на кухонную дверь. Бартоломью, вырвав свою руку, метнулся в сторону, и лезвие ножа скользнуло по кожаному боку сумки. Однако же проктор, которому отчаяние придавало сил, ухитрился снова схватить руку противника.

Когда Майкл и Талейт, сорвав дверь с петель, ворвались в кладовую, Джонстан с невозмутимой улыбкой приставил нож к горлу Бартоломью. Шериф и монах замерли на месте. Бартоломью пытался вырваться, однако все его усилия оставались тщетными.

— Это чрезвычайно острый нож, джентльмены, — спокойно изрек Джонстан. — У меня было несколько случаев в этом убедиться.

— Отпустите его, Эрлик, — мягко произнес Майкл. — Вам все равно от нас не уйти.

— Этот человек вечно путается с блудницами, — пропустив его слова мимо ушей, продолжал Джонстан. — Подобное поведение недостойно университетского магистра. Я проктор университета, и мой долг — прекратить его бесчинства. Если моя матушка узнает, что я оставил в живых закоренелого развратника, она будет очень опечалена.

— Ваша матушка скончалась, — напомнил Майкл.

Монах попытался приблизиться к Джонстану, однако тот разгадал его маневр и еще крепче прижал нож к горлу Бартоломью.

— Ни с места, брат! К вашему сведению, моя матушка наверху, в своей спальне. Боюсь, шум, что вы здесь подняли, разбудил ее. Наверное, сейчас она спустится вниз. И уж конечно, она не обрадуется, увидав, что вы сделали с нашей кухонной дверью.

Бартоломью чувствовал, как пальцы Джонстана все сильнее впиваются в его руку. Он понимал, что проктор пребывает в крайнем исступлении. Стоит Майклу или Талейту сделать неосторожное движение, и безумец не задумываясь прикончит свою жертву. Скрипя зубами от боли, доктор свободной рукой принялся незаметно развязывать ремни своей сумки.

— Что заставило вас убить всех этих женщин? — осведомился Талейт, заметивший действия Бартоломью. Он пытался выгадать время для доктора.

— Матушка приказала мне убить их, — бросил Джонстан.

— Но это невозможно, — возразил Талейт. — Ваша матушка скончалась прежде, чем в городе была убита первая проститутка.

— Я сказал вам, она жива, — раздраженно заявил Джонстан. — Она в своей спальне наверху.

Бартоломью сунул руку в сумку и принялся шарить внутри.

— Вы являетесь членом какой-нибудь общины? — спросил Майкл, глядя в лицо проктора.

Подобно шерифу, он тоже старался отвлечь его внимание от Бартоломью.

— Вы сами знаете, что, согласно университетским законам, магистры не имеют права вступать в какие-либо союзы, — процедил Джонстан. — И уж конечно, я питаю отвращение к нечестивым сектам.

— А как насчет общины Святой Троицы? — продолжал выспрашивать Майкл. — Многие ее члены тоже верят, будто чума послана нам в наказание за грехи и пороки и, если мы не очистимся от скверны, кара Господня настигнет нас вновь.

Бартоломью наконец нащупал то, что ему требовалось, и теперь пытался тихо разорвать пакет. Джонстан сделал нетерпеливый жест в сторону Майкла.

— Если вы не принадлежите к сатанинской секте, почему вы убили Сибиллу до появления новой луны, тем самым исполнив предсказание главы общины Пришествия? — спросил монах, облизнув пересохшие губы.

— Мне плевать на его предсказания, — заявил Джонстан. — Я убивал блудницу каждые десять дней. Рассчитал, что успею до Рождества избавить город от этой пакости. Именно поэтому минувшей ночью умерла еще одна грязная тварь. А слова этого безумца в красной маске — пустой звук для меня.

Он так увлекся, что даже отвел руку с ножом. Но стоило Талейту пошевелиться, Джонстан вновь прижал лезвие к горлу Бартоломью.

— Я убивал непотребных девок, ибо матушке не нравится, что они вечно шляются по нашей улице, — хладнокровно продолжал Джонстан. — Да, я не сомневаюсь в том, что черная смерть вернется, если мы не изгоним порок и разврат из нашего города. Господь послал нам предостережение. И если мы по-прежнему будем предаваться прелюбодейству и похоти, кара Господня падет на наши головы с новой силой.

— А зачем вы рисовали круг на пятках убитых женщин? — спросил Талейт.

На лбу Джонстана выступили бисеринки пота. Однако предмет разговора так занимал его, что он, казалось, позабыл о том, что оказался в безвыходной ситуации.