-- Кр-рови, кр-рови, Мор-рочке кр-рови!...
Во голова садовая, забыл, все забыл с этим дурацким плэйером... Мор со вчерашнего дня не кормлен!
- Кормление Мора - с шести лет входило в исключительные права и обязанности Дениса.
- Мор-рка, Мор-рка, не кр-ричи, не кр-ричи! Сейчас, мой птенчик, иди в загон, иди кушать!...
Мор высунул лапу из клетки, ловко откинул крючок и крылатым зловеще-черным боровком спланировал в угол комнаты, где был оборудован из прозрачного пластика специальный загон, площадью -- один метр на два и стенки с крышкой, высотой в три четверти метра. Сегодня на обед были просто белые мыши, отец принес полдюжины. Дениска вытряхнул их в загон, а сам заторопился на кухню, налить воды в Моркину кадушечку и принести из холодильника специальную травку с большим содержанием витаминов и нарезанную дольками морковку на блюдечке.
Когда он вернулся, трех мышей уже словно и не бывало, но, утолив первый голод, Мор принялся как обычно играть с несчастными тварями: заложив крылья за спину, он степенно вышагивает по загону взад-- вперед, то вдруг начнет долбить клювом - совсем рядом, но до поры промахиваясь, то наложит когтистую лапу на дрожащий комочек и вновь отпустит... Дениска, пользуясь паузой в процедуре кормления, нацепил наушники и снова принялся скакать по комнате под старинные твисты Чабби
Чеккера. Но сегодняшние белые мыши - это не крысы, и не змеи, и не ласки, и не навьи - Мору быстро прискучила пресная забава, он доел оставшихся мышей и хрипло заорал во все воронье горло, чтобы
Дениске было слышно сквозь наушники...
Денис дослушал песню, со вздохом щелкнул "стопом" и, как был в наушниках, пошел за тряпкой - протирать после Морки в загоне кровь и мясные ошметки. Но сегодня, после мышей - это были пустяки.
- Ну, что, Морка, теперь споем? Погоди, пернатый, я тебе сначала клювик протру, лапки протру, руки себе вымою...
Но хоровому пению в тот день не времени почти не нашлось, если не считать совместного ора в течение нескольких последующих секунд...
Дениска, словно ужаленный гневом и ужасом, вскрикнул и отпрыгнул к загону, он почувствовал и сразу же увидел, как черное, невообразимо быстрое нечто, влетело в форточку, ударилось в потолок и... Хриплый и пронзительный крик верного ворона, взлетевшего наперерез угрозе, стал все более протяжным басовитым, наконец вообще остановился и повис в воздухе инфразвуковым колыханием, черный промельк превратился в медленно плывущий наискось от потолка к полу предмет, похожий на бомбу, как их рисуют дети, черную, хвостатую, с крупную крысу величиной, окруженную медленно кувыркающимися кусками потолочного покрытия. Великая ярость ворочалась внутри этой бомбы, вот-вот уже готовая освободиться, вдохнуть полной грудью и выдохнуть в окружающее пространство бурю и смерть.
"Нет!" - закричало Денискино сердце, "нет" -- взорвался в рыжей голове всепоглощающий гнев, взорвался, липким багровым жалом выскочил навстречу черному гостю, напичканному пиротехнической смертью, захлестнул в кокон, постиг и унял ее, накрепко зажал в тесных металлических границах...
Те, внизу, сделав выстрел из гранатомета, подождали три... пять... десять секунд... Взрыва не было.
Хорошо бы пальнуть еще раз, но естественный рабочий мандраж перешел в страх и, без остановки и объяснения, в панический ужас... Хлопнули дверцы угнанной "копейки" и киллеры покатили прочь.
Беспричинный ужас не отпускал; и только их опыт, афганский, боевой, и крепкие нервы удерживали стрелку спидометра в пределах шестидесяти, пока они не вывалились на Садовое кольцо, где можно было газовать, платить за превышение и не бояться, что в тебе увидят убегающего.
Снаряд, кувыркаясь, врезался в паркет -- брызнули щепки -- полетел было в ковер на стене, но вновь упал: это Мор настиг его, скогтил за бока и грохнулся вместе с ним на пол, распластавшись сверху.
Денискин визг смешался с криком ворона да так, что их совместный сигнал бедствия чуть не вышиб дверь детской комнаты наружу, хотя она и открывалась внутрь. Но сила еще большая ударила дверь и распахнула ее куда положено: отец, а за ним мать ворвались в комнату. Отец крутнулся юлой, хлопнула закрытая форточка, он прыгнул к окну, потом назад - габариты не помешали быть ему исключительно шустрым, нагнулся - в одной руке трепыхался взъерошенный ворон, в другой - тихо дрожала граната. Мать с не меньшим проворством успела за это время схватить Дениску на руки, отнести к дивану, понять, что с сыном все в порядке, расцеловать - и расплакаться.
- Сын, я ведь говорил тебе, что форточку и окна никогда нельзя открывать. - Голос отца был сердит и ровен. Дениска по опыту знал, что никакое наказание ему не грозит ни от отца, ни от матери, но все равно... не любил, когда родаки сердятся...
-- Сыночка, никогда не делай так. Ты же знаешь, что это может быть опасным, столько нечисти вокруг. Папа ведь объяснял...
-- Ну а мне жарко, понимаете, жарко! Батареи топят как очумелые, а на улице сегодня было десять градусов, да еще солнце! А если кто и залезет - у нас Морка и Ленька на что? Морку хоть прокормить нетрудно, а Ленька уж месяц не жрал, если не больше! Пусть поохотится.
- Сын, пожалуйста. Не открывай никогда окон и форточек. Была бы форточка закрыта, эта железяка со взрывчаткой в окно бы попросту не попала. А когда она открыта, то получается прореха и она наоборот, как воронка - в себя опасность всасывает. Ясно тебе?
- Ясно.
- А насчет Леньки не беспокойся, он может сто лет не есть, без ущерба для здоровья. И на железо он не охотится. Тебе все понятно, сын?
- Понятно.
- Динечка, не сердись, лапуля, мы с папой очень за тебя испугались, очень!. - Мать все еще шмыгала распухшим носиком, но глаза ее постепенно занимались пламенем, которого даже Денис безотчетно робел.
- Гарик!...
-- Да, Оль.
-- Ты обезвредил эту гадость?
- Только что. Видишь, умолкла.
- Ты знаешь, кто это сделал?
- А что тут знать-то? Этот... сосед наш организовал. Только, Оль, ты не лезь, я сам разберусь. Ты вот что: лучше прибери здесь, да ремонт вызови, пока рабочее время... Не будем сами из-за пустяков светиться, тут им на час работы. Мор! Лети и найди тех, кто стрелял. Да подожди вечера. И сразу же домой. Стукнешь мне в окно, я сам тебе открою. Лети, чучело пернатое!