— Ничего особенного не увидел?! Значит вдоль да поперек все у этой распутницы перещупал и перепробовал?! Охальник чертов! Нет тебе прощения, змеинушка подколодная! Чай пьем, морда обнаглевшая, и ложками мед кушаем, поторапливаемся! – требовала Катерина Перфильевна. Причем сама чай не пила, перед ней лишь чашка пустая стояла. Потому как, все попытки чай этот попить, провальными оказались. Не доносила она его до рта, расплескивая весь ещё в пути, по причине сильной трясучки рук. Нервная Перфильевна была очень, и злая.
Сам же Фролушка рукавом рясы вытер пот со своего лица, и со стоном продолжил.
— Краса моя, ненаглядная! Не бери грех на душу, не губи окаянная. За что умирать страшной смертью заставляешь?! За глоток гребаного молока! – молил Фролушка свою жену. Кому ж умирать хочется по бабьей дурости. Она побесится и успокоится, а ему умиротворение в гробу предлагают!
— Молчать, батюшка! Хрюндель бородатый! Ложку взял, меду набрал, и в рот родимую запихал. Не выплевывать! Ни мед, ни ложку! Не выплевывать я сказала, любитель чужих огородов! Не переживай, гроб всем на зависть закажу, в память о тебе, сорок дён могилку слезами орошать буду. О панихиде не беспокойся, отслужат. ещё и сорокоуст вдогонку, в знак любви. Я не злопамятная. Пусть тебе дорога в рай не будет заказана! – вещала на всю гостиную Катерина Перфильевна.
А чтобы все прониклись важностью момента, она привстала со стула и гордо выпятила грудь. Так-то!
«Вот сука, какая, а?! Получается, благодаря этой ревнивой неврастеничке, он сгинет во цвете сил? – взвыл дурниной Влад. – Господи, помоги сбежать домой, а он уж этот гипермаркет по кирпичику разберет! Фроооол! Кобель в рясе! Спасай придурок себя и меня в том числе! Чессслово, в долгу не останусь! Господи. Да знай он заранее, с кем его судьба в гипермаркете столкнет! Он бы туда, под расстрелом не пошел. Он вообще никуда бы не пошел!».
Фролушка поняв, что супруга уговорам не поддается, на разумные доводы не откликается, а его жизнь висит буквально на волоске, перешел к решительным действиям.
— Душенька не губи, – кинулся он к Катерине.
И пока та ошарашено взирала, на самое скоростное соблазнение собственным мужем, он уже крепко держал её в своих руках и, зацеловывая, приговаривал.
— Не мучай меня, любимая. Прекрасно ведь знаешь, как сильно тебя люблю. Душа поёт, и сердце сладко стонет, рядом с тобой душенька. Хочешь, всех молочниц с усадьбы уберем?! И пусть их дети впроголодь живут, нам то что?! Мы ведь любим друг друга, а остальные для нас только уважаемые прихожане. И то, правда, все бабы — это искушение божье! Потому надобно их всех, желательно конечно через одну, анафеме придать, нечего им в церкви делать!
Катерина Перфильевна, внимательно слушая Фролушку, впечатлилась грядущими изменениями в её жизни. И были они, отнюдь не радостными. Она вдруг поняла, сколь внушительное количество баб будут ей мстить. А уж они в своих намерениях, вряд ли остановятся на полумерах. Замерла от осознания своей неправоты. Ну да, погорячилась, приревновала немного. В смущении поерзала в объятьях мужа, виноватый взгляд свой на груди у него спрятала.
— А пусть не смотрят на тебя! – пыталась оправдаться Катерина Перфильевна. Затем посмотрев на стол с едой, запнулась на секунду и продолжила:
— Я же не слепая. Ты только посмотри, сколько баб к тебе на исповедь бегает. Они, что, грешат круглосуточно? С утра, умудряются в очередь выстроиться.
––Ерунду, не говори. Ты слишком ревнива, моя голуба. А доверять мне не пробовала? Мы столько лет вместе, но не было и дня, чтобы ты не ревновала.
–– Так ты повод даешь!
–– Какой?!
–– На других баб смотришь, – вдруг опять поджала губы Перфильевна.
–– Нет, это бесполезно что-то доказывать тебе. Ты же прекрасно знаешь, что я тебе не изменял, но все равно рычишь и требуешь признаться, черт знает в чем.
–– Фролушка, ты мой. И другим бабам я тебя не отдам.
–– Да я и сам никуда не уйду. Всё отдал тебе, больше уж некуда. Сердце, душа, даже жизнь, всё в твоем распоряжении. И вообще хватит ерундой заниматься, лучше поспешим наверх, терпение у меня не железное! – не уставая делать одновременно сразу несколько дел: целовать, ласкать и пытаться дотянуться до сокровенных мест