И он им ответил.
— Да, милорды, король умер. Но теперь у нас новый король. Его имя Яннем. Впервые за тысячу лет на трон Митрила взойдет человек, не владеющий магией. И не значит ли это, что старый мир сегодня рухнул, милорды? Не значит ли, что с этого дня многое может измениться? В том числе вековые законы и предрассудки. А за это, я считаю, стоит выпить!
Его слова произвели эффект разорвавшегося фаербола. Все в таверне — а Брайс нарочно сказал так, чтобы его голос донесся в каждый угол, — замерли, ошеломленные услышанным. И верно: весть о том, что Совет признал Яннема монархом, еще не успела распространиться. Ее принес Брайс. Он лично сообщил всем о своем проигрыше и позоре.
«Ну же. Вперед, дайте мне повод!» — мысленно крикнул он, мечтая только о том, чтобы сорваться и дать выход скопившейся ярости.
Боги, Светлые или Темные, услышали его мольбу.
— Если так, то это к добру, — тяжело роняя слова, сказал дворянин. — Потому что уж лучше пусть нами правит король, неспособный к магии, чем эльфийский ублюдок-полукровка, который, глядишь, напустил бы в Митрил вот такой вот швали!
И он обвиняюще ткнул пальцем в притихших гномов.
Брайс улыбнулся. Те, кто видел эту улыбку, запомнили ее — и долго вспоминали потом, когда ком покатился. Но пока это был не ком, а лишь первый, мелкий камешек в нем. Пылинка, рождающая бурю.
Брайс вскинул руки, сплел аркан и выстрелил в дворянина магией.
Рука, обвиняюще выпрямленная в сторону гномов, хрустнула и переломилась, как сухая ветка.
Дворянин пронзительно вскрикнул и отшатнулся. Он не ждал нападения, тем более магического: применение магии в пьяных драках запрещалось и каралось строже, чем драки с использованием оружия. Мастеровые тут же вскочили со скамей и хлынули в стороны, кто-то прижался к стенам, кто-то и вовсе выбежал на улицу, призывая стражу. Дворянин со сломанной рукой выпрямился и посмотрел на Брайса. В его глазах боль и ненависть мешались с недоверием.
— Так ты этого хочешь? Этого? Ты, щенок… — прохрипел он и выбросил вперед здоровую руку, послав могучую ударную волну.
Все-таки он должен быть из придворных, странно, что Брайс его раньше не видел — эта мысль мелькнула в голове, пока он летел к стене, отброшенный ударом такой силы, что стены таверны содрогнулись и вниз посыпалась штукатурка. Это было одной из причин, по которой магические поединки в городе находились под запретом: во время подобных драк часто ломались вещи и рушились здания. Особенно когда знатные господа выбирались из королевского замка побалагурить.
— Милорды, смилуйтесь! — заверещал трактирщик. — Пожалейте мое несчастное заведение! Стража! Стра…
Брайс не глядя метнул в него заклинание, залепляющее рот. Трактирщик подавился воплем на полуслове и обиженно выпучил глаза. Брайс поднялся на ноги, отряхнул ладонью с волос крошки штукатурки. И ощутил жжение в глазницах — явный сигнал готовящейся атаки. На сей раз он был готов и с легкостью отразил удар, исходивший не от того дворянина, который послал предыдущую волну, а от одного из его друзей. Пятеро дворян наступали, причем четверо из них концентрировались для общего удара — видать, привыкли биться в связке. Наверняка они бывали на войне, мелькнуло у Брайса. Сражались с орками под началом моего отца. Потому и колдуют так слаженно. Пятеро на одного. Смельчаки.
Он коротко вздохнул, закрывая глаза, чтобы не видеть отвлекающие его телесные оболочки противников и целиком сосредоточиться на их аурах, смутно колышущихся на черном фоне опущенных век. Одна аура горела совсем слабо, Брайс послал в нее легкий удар — не удар даже, укол, связывая магическую силу врага и лишая его воли. Четверо оставшихся были хуже: они уже успели сплестись в единый магический потенциал и готовились ударить сообща. «Не одолею, — мелькнуло у Брайса. — Хотя…» Что ему терять? Сегодня он потерял отца и надежду стать кем-то большим, чем грязный ублюдок-полукровка. Ниже падать некуда.
Он вобрал в кулак всю свою ману и ударил — сразу всех четверых, сплетшихся в плотную сеть, готовую вот-вот наброситься на него.
В последний миг он открыл глаза и успел заметить вспышку сине-белого пламени, стеной идущую на пятерых дворян. Это пламя не опаляло, оно было холодным и колючим, как метель, и его прикосновение прошлось по коже словно наждаком, не причинив, однако, никакого вреда мебели и стенам. «Заклятие против живой плоти. Как я не подумал…» Но подумать он не успел ни о чем, потому что эта синя-белая стена, враз сбившая с ног пятерых дворян и начисто осушившая их общий магический заряд, исходила не от него.