[207]. Выше мы видели, что водяной приманивает к себе детей и запирает их в глубоких омутах; по мнению чехов, всякая мать, если вскоре после родов случится ей переходить по мосту, должна бросить в воду какую-нибудь монету, дабы водяной не унес ее ребенка. В Новогородской губ. похищение младенцев приписывается домовым духам, проживающим в банях, куда обыкновенно водят обмывать родильницу. Сербские вилы, подобно эльфам, пляшут на могиле убитого, держа в руках зажженные лучины; детей, проклинаемых родителями, они уводят в свою среду, а собственных малюток подкидывают к замужним поселянкам. В подмене новорожденных младенцев обвиняются также дикие жены (пол. dziwozony, чеш. dive zeny, нем. die wilden frauen), сродство которых с русалками подтверждается уже тем, что и те и другие представляются обитательницами лесов. По словам Семеньского, «Najwiecej cierpia od nich podožnice[208]. Dziwožony spieguja[209] takie kobiety, a upatrzywszy pore, kradua nowonarodzone dziecie, a swoje na miejscu skradzionego zostawuja, ktore sa zwykle sqpetne, garbate i koszla we[210]. Podrzucone[211] dziecie wynosza zwykle na śmietnik, gdzie smagaja je rozga, napawaja woda se skoruwki jaja i wo aja: odbierz swoje, oddaj moje! Dziwožona litujac sie[212] nad cierpieniem swego dziecka oddaje ukradzione, a swoje zibiera. Porywaja[213] niekiedy i doros e dziewczeta». Дзивожоны боятся цветов, называемых колокольчиками (dzwonkami), т. е., собственно, обнаруживают страх перед огненным Перуновым цветом, распускание которого сопровождается всепотрясающим звоном грома. По чешскому поверью, dive zeny и vestice подменивают некрещеных младенцев и вредят родильницам; чтобы противодействовать их замыслам, под подушку родильницы кладут нож = символ разящей молнии. Если ребенок явится на свет мертвым, в этом виноваты дивьи жены; старинный обычай требует, чтобы отец отрезал у него голову и бросил ее в воду. Не менее опасною считается у чехов полудница (polednice) – лесная жена, которая бродит по нивам в полуденное время и маленьких детей, оставляемых крестьянками без присмотра, подменивает на собственных. Смотря по тому, как обходятся в семье с подменышем, точно так же хорошо или худо бывает и похищенному полудницей ребенку. Когда дитя начинает кричать, суеверная мать унимает его угрозою: «Вот придет полудница и возьмет тебя!» На Руси предания о похищении и подмене детей связываются с лешими. Как немецкий erlkönig (лесной царь), так и наши лесовики воруют некрещеных младенцев и уносят малолетних детей, отсулённых им родителями и даже просто заблудившихся в лесу. Отцы и матери пуще всего остерегаются, чтобы не обмолвиться в сердцах и не сказать своему сыну или дочери: «Леший бы те унес!», «Леший те побери!» Слова эти, вылетая из уст родителей, обладают пагубною силою; отсулённые дети забираются лесовиками и поступают к ним в кабалу. То же приписывают и водяным: они уводят проклятых в свои подводные жилища. Взамен похищенного младенца лешие кладут в колыбель связку соломы или полено, превращая ту и другое в живого ребенка; иногда же оставляют свое родное детище – безобразное, глупое и обжорливое. До одиннадцати лет подменыш только ест, пьет, спит и оглашает избу пронзительным криком, не обнаруживая никаких признаков ума; но зато бывает силен, как добрый конь. Когда ему исполнится одиннадцать лет, он обыкновенно убегает в леса; если же и после того остается между людьми, то делается страшным колдуном и губителем христианских душ. Малорусский рассказ дает подменышу черты, отождествляющие его с эльфами: «З’ одною жинкою було ос яке привидение. Що пийде в поле жать, або брать конопли, да поставить у печи страву, дак хтось повiймае з’ печи горшки да й повиjидае все чисто. Думала-думала, щоб воно значило? – нияк не збагнула. Прийде – двери позамикани, а в хати тилько й зоставалась що мала дитинка, може в пив года, у колисци», и несмотря на то, все кушанья съедены. Бросилась к знахарке; эта послала ее в поле, а сама спряталась в хате и смотрит: «Коли ж дитина скик из колиски! Гляне, аж то вже не дитина, а дид – сам низенький, а борода оттакелезна!» Повынимал из печи горшки, поел все яства и снова сделался ребенком. «Тоди знахарка за его; поставила на деркач (голик, веник) и почала обрубовать деркач пид ногами. Воно кричит, а вона рубае; воно кричит, а вона рубае. Дали бачить, що попавсь у добри руки, зробивсь изнов дидом дай каже: вже я, бабусю, перекидавсь не разь дай не два; був я спершу рибою, потим изробивсь птахом, мурашкою, звирукою, а се ще попробував буть чоловиком. Так нема лучче, як жить миж мурашками, а миж людьми – нема гирше!» Захватывая детей, лешие уносят их в густые дебри или скрывают в подземных пещерах, где они становятся такими же лесовиками, если не будут освобождены вовремя; взрослые девицы принимаются лешими в жены. Чтобы освободить этих несчастных, единственное средство – служить молебны (поверье, возникшее уже в христианскую эпоху); такое средство действительно лишь в том случае, если они во все время пребывания своего между лешими ни разу не отведают их пищи. Только тогда выдают лешие своих пленников и выносят их на то самое место, откуда похитили; но и воротясь в людской мир, эти невольные соучастники иной жизни между духами надолго сохраняют следы их рокового влияния: подобно тем, которыми овладевают эльфы, они бывают дики, угрюмы, слабоумны и насилу привыкают к человеческой речи. По указанию хорутанской приповедки, дитя, которому случилось погостить у вил (vu pušine), долго потом носило на себе вилинский дух. Так как стихийные духи постоянно смешиваются с нечистою силою, то рядом с приведенными поверьями существует убеждение, что и самые черти похищают и подменивают младенцев. Убеждение это, общее всем индоевропейским народам, послужило источником многих сказок, в которых нечистый дух, являясь к отцу, не ведающему о беременности своей жены, вызывается помочь ему в нужде, если он отдаст ему то, чего не знает дома. Черти уносят детей – или еще не окрещенных, или присланных матерями, или пораженных родительским проклятием. Рассказывают даже, что если обряд крещения будет почему-либо не докончен или совершен пьяным попом, то ребенок делается полонянником «чернородных демонов». Присланный (задавленный во сне) младенец достается нечистым; чтобы освободить его, мать должна простоять три ночи в церкви – в кругу, очерченном рукою священника, и тогда в третью ночь, как только пропоют петухи, черти отдадут ей мертвого ребенка. О проклятых, отверженных родителями, в нашем простонародье ходит много рассказов, как они пропадали и потом были освобождаемы. Жил в Заонежье старик со старухою, кормился охотою, и была у него собака – цены ей нет! Раз попался ему навстречу хорошо одетый человек: «Продай, говорит, собаку, а за расчетом приходи завтра вечером на Мянь-гopy». Старик отдал собаку, а на другой день отправился на верх горы и очутился в большом городе, где живут лембои (черти); отыскал дом своего должника: тут гостя накормили, напоили, в бане выпарили. Парил его молодец и, покончив дело, пал ему в ноги: «Не бери, дедушка, за собаку денег, а выпроси меня!» Дед послушался: «Отдай, говорит, мне добра молодца: заместо сына у меня будет». – «Много просишь, старик! Да делать нечего, надо дать». По возвращении в село сказывает молодец старику: «Ступай ты в Новгород, отыщи на улице Рогатице такого-то купца». Старик пошел в Новгород, попросился к купцу ночевать и стал его спрашивать: «Были-ль у тебя дети?» – «Был один сын, да мать в сердцах крикнула на него: лембой те возьми! Лембой и унес его». – «А что дашь, я тебе ворочу его?» Оказалось, что добрый молодец, которого вывел старик от лембоев, и был тот самый купеческий сын. Купец обрадовался и принял старика со старухою к себе в дом. Одна мать прокляла свою дочь на Светло-Христово Воскресенье, и нечистая сила похитила девушку. Случилось как-то бедному солдату раздуматься о своем житье-бытье. «Эх, – сказал он, – плохое житье! Хоть бы чертовка за меня замуж пошла!» И явилась к нему ночью эта самая девица; он сейчас крест ей на шею и повел ее в церковь. Нечистые начали пугать солдата разными страхами; виделось ему, будто горы на него катились, провалы разверзались, кругом все пожаром охватывало, да он не убоялся – шел себе бодро, привел девицу в церковь и ранним утром обвенчался с нею. Вот еще любопытный рассказ, записанный во Владимирской губ.: жил старик со старухою, и был у них сын, которого мать прокляла еще во чреве. Сын вырос большой и женился; вскоре после того он пропал без вести. Искали его, молебствовали об нем, а пропащий не находился. Недалеко в дремучем лесу стояла сторожка; зашел туда ночевать старичок-нищий и улегся на печке. Спустя немного слышится ему, что приехал к тому месту незнакомый человек, слез с коня, вошел в сторожку и всю ночь молвернутьсяПо лужицкому поверью, ребенок, не окрещенный до шести недель, непременно будет подменен.