Тождество дев судьбы с облачными нимфами с особенною наглядностию обнаруживается в скандинавских преданиях о норнах. Nôrn означает то же самое, что мойра, т. е. «умерщвляющая»; корень этого слова – nak (санскр. naç, лат. nec-are), откуда лат. nec-s, греч. νέχυ-ς, νεχ-ρος, гот. nahv-s, сканд. nâr, лит. nahwi – умереть, nahwe – смерть, слав. «навити» – убивать и навье. Западная отрасль арийского племени знала демоническую жену Naçus, которая поражала людей смертию и бросалась на их трупы. Эдда говорит о трех норнах, из которых каждая имеет собственное имя: Urdhr (die gewordene)[234], Verdhandi (die werdende)[235], Skuld (die werden sollende)[236], гот. Vaúrps, Vairpandei, Skulds, др.-в. – нем. Wurt, Werdandi, Scult. Имена эти означают «минувшее, совершающееся и долженствующее быть или прошлое, настоящее и будущее» и, таким образом, характеризуют нам германских парк в присвоенных им занятиях: первая знает все былое, вторая заведует текущими минутами жизни, а последняя определяет грядущие события; «Sie legten lcosse, bestimmten das leben der menschengeschlechter, schicksal zu ordnen». Подобные представления соединялись и с мойрами: Лахезис ведала τά γεγονότα, Клото – τάόντα, Атропос – τάμέλλοντα; латинские писатели распределяют эти обязанности несколько иначе: у Апулея Clotho заботится о настоящем, Atropos ведает прошедшее, a Lachesis устрояет будущее. По имени норны Urdhr назван колодец, бьющий из-под небесного корня мировой ясени, – Urdharbrunnr; возле этого источника, в прекрасном зале, обитают норны; из него черпают они воду и, окропляя ветви священного дерева, посылают ее на землю росою; вода эта все молодит и оживляет, следовательно, обладает теми же свойствами, что и благодатный jungbrunnen Идуны. Тут же у источника Урды собираются боги творить свой праведный суд и давать законы Вселенной. Три норны суть девы вещие, определяющие каждому человеку продолжительность и все обстоятельства его жизни; обязанные изрекать непреложные приговоры (= судицы), они восседают на судейских креслах. Приближаясь к колыбели новорожденного, норны прорицают ему судьбу и собственными руками прядут его жизненную нить. Когда народился герой Гельги (Helgi), ночью явились в замок норны, свили нити его судьбы и протянули посреди неба (unter dem Mondessaal) золотой шнур (gullinsimi – goldseil); одна норна скрыла конец шнура на востоке, другая – на западе, а третья (schwester des Neri) прикрепила нить к северу:
Вся область между концами протянутого шнура, от востока до запада, должна со временем подчиниться власти героя, быть ареною его подвигов. У одного средневекового поэта сказано:
Эта последняя, рвущая пряжу и тем самым творящая беды, соответствует третьей норне, что бросает сдерживающую привязь на север – в печальную страну ночи, зимы и смерти. Nôrnagestsaga рассказывает о вещих женах (völvur, nôrnir), которые странствовали по свету, стучались в дома и предсказывали смертным будущее. Люди приглашали их в свои жилища, угощали и чествовали дарами. Однажды явились они к отцу Норнагеста; дитя лежало в колыбели, а возле горело две свечи. Первые две вещуньи благословили ребенка счастием; но третья, младшая норна была раздражена: ей досталось седалище такое тесное, что она упала с него, и, подымаясь, она воскликнула: «Ich schaffe, dass das kind nicht länger leben soil, als die neben ihm angezündete kerze brennt!»[238] В ту же минуту старшая völva схватила свечу, погасила и отдала матери, советуя не прежде зажечь ее, как в последний, предсмертный час ее сына, который потому и получил имя Норнагест (Nornagestr, Nornengast). Он прожил до глубокой старости, и когда наскучила ему жизнь – зажег роковую свечу и предался смерти. Эта любопытная сага указывает на тождественное значение слов völva и norn; из нее очевидно, что норны определяли новорожденному его грядущую судьбу, что они создавали (sie schaffen) его счастие и несчастие: выражение, свидетельствующее за их божественную, творческую силу (срав. ниже сагу о Старкадре). С «Норнагест-сагою» родственно греческое сказание о Мелеагре; при его рождении предвещали три мойры, и Атропос назначила ему жить до тех пор, пока не сгорит положенное на очаге полено; встревоженная таким предсказанием, мать ребенка – Алтея тотчас же выхватила полено из пламени, погасила его и спрятала. Девы судьбы, как мы знаем, возжигали в новорожденном пламя жизни и гасили его при кончине человека; фантазия воспользовалась этим мифическим представлением и заставила их определять долготу жизни по времени горения свечи или обрубка дерева. Сверх того, обязанность зажигать и тушить огонь жизни народные сказки возлагают и на богиню Смерть, ради тесной связи ее с третьею паркою, разрывающею жизненную нить. Саксон-грамматик называет норн сестрами и для обозначения их употребляет слова parca и nympha. Из трех сестер две первые благосклонны к ребенку, а третья, младшая (?) Skuld враждебна; она-то и назначает срок жизни и определяет, какою именно смертию должен погибнуть человек. Эдда говорит, что между норнами есть добрые и злые, и хотя по имени называет только трех, но допускает и большее число; добрые норны происходят от богов (асов) и светлых эльфов, злые – от мрачных, подземных карликов (цвергов); первые созидают людское счастие, а последние стараются им противодействовать и посылают горести и страдания
237
Перевод: Две творческие жены плели мне веревку; тут же сидела третья и разрывала: то было мое несчастие. – Как отголосок старинного предания о норне, разрывающей нить жизни, доселе существуют приметы, что встреча с пряхою предвещает неудачу.