[239]. Предания о вещих женах, странствующих по земле и наделяющих человека, при самом его рождении, благами и бедствиями, было сильно распространено в Средние века и доныне повторяется в народных сказках и сагах. Так, сказка про царевну Dornröschen упоминает о тринадцати вещих женах (weise frauen); из них двенадцать одарили девочку красотою, богатством и всевозможными добродетелями, а тринадцатая, которую не хотели пригласить на родильное пиршество, явилась незваная и изрекла ей проклятие. «В пятнадцать лет, – сказала она, – царевна уколется веретеном и падет мертвая!» Предсказание сбылось вполне. В роковой день царевна взошла на старую башню, где сидела старуха и пряла кудель; дотронулась до веретена, уколола палец и тотчас же погрузилась в долголетний, непробудный сон. Выше приведены подобные же сказания о феях и вилах. Как вила ударом волшебного прута окаменяет красавицу, так вещая жена посылает на нее смертельный сон уколом веретена. В Баварии рассказывают о трех представительницах судьбы, называемых heilrätinnen (т. е. присуждающие людям счастие). Две из них – добрые: одна – бела что снег, а другая (сходно с литовскою лаумой) носит белую и красную одежды; третья же – злая и данным ей именем (Held) роднится с Геллою; как эта последняя, она представляется или совершенно черною, или наполовину белою, наполовину черною; из страшного, сумрачного лица ее блистают два огненных глаза. Добрые сестры прядут спасительную пряжу и приготовляют холст, который подстилают родильницам для скорейшего и благополучного разрешения от бремени. Таким образом, они сходятся с мифическими помощницами при родах – греческими είλείυυια и с богинею Гольдою или Бертою, которая в белоснежной одежде приходит в дома, качает и баюкает детей, если спят их мамки, и о которой (по справедливому замечанию Я. Гримма) трудно сказать, что в ней перевешивает: характер ли богини или вещей жены. Злая сестра Held плетет веревку, которою связывает смертных и увлекает к себе = на тот свет. Чтобы унять шаловливых детей, им говорят: «Будьте смирны; не то придет злая (die böse) и свяжет вас веревкою!» В других местностях уцелели рассказы о трех таинственных девах, вещие песни которых раздаются при родинах (крещении), свадьбе[240] и похоронах; песня двух первых сулит новорожденному и новобрачным счастие, третья же поет о житейских невзгодах и смерти. У каждой из них имеется сбоку прялка со льном, а в руках веретено. Они прядут веревку (seil), протягивая ее с одной горы на другую, и разбрасывают по воздуху прекрасные ткани, которые, вися в поднебесье, предвещают хорошую погоду[241]. В этом поверье с особенною наглядностью выдается их близкая связь с облачными и водяными (дожденосными) нимфами. О никсах рассказывают, что они, выходя из вод, являются к родильницам, помогают их разрешению, предвещают будущее, прядут лен и в ясные дни просушивают свое белье; в народных сагах некий дух или святой угодник бросает на воздух одежды и полотна и оставляет их висеть на солнечных лучах. Эти белые ткани, висящие в воздухе и обещающие ведро, суть поэтическое представление облаков, озаренных летним солнцем. Небесные девы ткут их из паров и туманов, вышивают золотом (= расцвечивают солнечными лучами) и моют в дождевых потоках. В южной Германии существует поговорка: «So wollte ich ja lieber mit den hexen auf dem Schwarzwald nebel spinnen». По лужицкому поверью, если wodna zona расстилает по берегу свое белье, то должно ожидать дождливой погоды. По указанию детских причитаний, одна из трех дев судьбы отпирает небо – да воззрит оттуда светлое солнце или сама Пречистая Мария (= Фрея или Гольда); она прядет чистое золото, шьет красную одежду для Господа Бога и выводит дневное светило, т. е. ей приписывается творческая деятельность богини Зори, отворяющей на востоке райские врата, устилающей путь восходящему солнцу розовою, золотистою пеленою и дарующей миру ясные дни = благодатное, плодородящее лето. Heilrätinnen чествуются в Баварии как подательницы урожаев, и во время жатвы им оставляют в дар три хлебных колоса. С белыми летними облаками издревле соединялись идеи плодородия, зачатия и брака; и наоборот – с черными тучами, несущими опустошительные бури, связывались представления о злых демонах ночи и смерти. В силу этих воззрений облачные девы стали заведовать рождением, бракосочетанием и кончиною человека, что все вместе и определило понятие о могучей судьбе, властвующей над смертными в пределах их земного существования – от колыбели и до могилы. Согласно с троякими обязанностями, возложенными на облачных дев, из толпы их выделились три богини судьбы, из которых на долю каждой выпал особый труд. Из них две – представительницы белоснежных облаков: одна родами, другая – брачными союзами; а третья – дева черной, молниеносной тучи – разила смертию. Впоследствии, с забвением стихийных, натуралистических основ, на которых возникло означенное верование, цвета эти приняты были за символы нравственных понятий: белый цвет сделался знамением благих, дружелюбных чувств, одушевляющих богиню счастия, а черный – знамением злобы и коварства богини Смерти. Почти у всех индоевропейских племен предания говорят о трех девах судьбы; число это одинаково прилагается к мойрам, паркам, феям, норнам и роженицам. Рождение, свадьба и смерть, колыбель, брачное ложе и смертный одр или могила наводили мысль на соответственные им понятия детства, юности и старости = утра, полдня и вечера или заката человеческой жизни. Когда человек мужал и задумывался о могуществе всесильного рока, его рождение и первые годы детства были уже прошлым, а смерть ожидала его в будущем, и потому с тремя девами судьбы он необходимо сочетал представление о трехсоставном времени: одна из них должна была ведать прошедшее, другая – настоящее, третья – будущее (вчера, сегодня и завтра). Богиня прошлого Wurt признавалась старейшею из норн; она возрастает с каждым днем, с каждым часом и стоит перед нами с открытым и ясным лицом: это богатая опытом, кроткая и добродушная старушка, которая являлась у колыбели младенца и приветствовала улыбкою его первое утро. Другая Verdhandi (настоящее) так же дружелюбна и откровенна, как и сестра ее Wurt; вместе с человеком она радуется его счастию, печалится о его горе и вместе с ним борется против житейских бед; ей принадлежит текущий миг, и сфера ее деятельности единым волоском отделяется от того, что подвластно прошедшему и будущему. Наконец, Sculd – юная, но обманчивая и враждебная норна: это – темное будущее; никто не ведает, чего она хочет и что таит под своим непроницаемым покровом. Минувшее и настоящее человека могут быть счастливы, как внезапно является она, разбивает все надежды и отнимает самую жизнь. Ежедневно выезжает она на поля битвы todeswahl zu halten. Есть, впрочем, указания, что и другие сестры (согласно с коренным значением слова «норна») обладают тою же роковою, влекущею в загробный мир силою. Все три нисходят они на землю, чтобы возбуждать распри и убийства; все три стоят в несомненной связи с темною ночью. Так, в ночное время приступили они к колыбели Гельги и протянули его жизненные нити по небу, озаренному месяцем (mondessaal); в Sturlûngasaga норна Urdhr прилетает черною птицею – туда, где луна светит на поле усопших. Предания славянские говорят о трех кугах и холерах, а новогреческие – о трех моровых девах, из которых одна, подобно парке, держит в руках ножницы, а другая – свиток с именами техвернутьсяВещие жены völvur произошли от великанов.
вернутьсяНемецкая сказка говорит о трех старых пряхах, которые помогают девушке прясть и требуют за то позвать их на свою свадьбу; по литовскому преданию, это были лаумы, по итальянскому – мойры также присутствовали при свадьбах, и невесты чествовали их жертвенными приношениями.
вернуться«Jetzt wird es schönes wetter, die frauen haben ihre wäsche aufgehängt», – говорят поселяне.