Особенно важны для ученого-исследователя предания о злыднях, соответствующих Горю, Лиху и Недоле сказочного эпоса. Злыднями называются в Малороссии маленькие существа неопределенных образов; где они поселятся, тому дому грозит большое зло: как бы ни было велико богатство хозяина, оно быстро сгинет и вместо довольства наступит страшная нищета. Существует клятва: «Най (нехай) го злидни побъють!» У белорусов сохранилась пословица: «Впросилися злыдни на три дни, а в три годы не выживешь!» Своим крохотным ростом и неугомонным характером они напоминают домовых карликов (злых эльфов, кобольдов, кикимор) и тем самым дают новое свидетельство о древнейшей связи мифических олицетворений судьбы и смерти с духами стихийными, грозовыми. Подобно марам, злыдни, поселяясь в домах, живут невидимками и непременно за печкою; то же рассказывается о Горе, Нужде и Кручине. В белорусских деревнях невеста, покидая отцовский дом, причитывает: «Добрая Доля! Да идзи за мной – с печи пламенем, з’ хаты камином (дымовой трубою)». И мары, и злыдни странствуют по свету и располагаются на житье обществами; точно так же, по свидетельству народных поговорок, «Беда не проходит одна», «Беды вереницами ходят». Как злой кобольд или мар, Горе наседает на спину бедняка; в одной из сказок Горе похваляется, что нет такой щели, куда бы не могло оно спрятаться, и в подтверждение слов своих влезает в ступицу колеса; по другому рассказу, Нужда ночует в корчаге: ясно, что народному воображению они представляются малютками, карлами. Но есть и другие черты, роднящие их со стихийными духами. Так, великорусская песня наделяет Горе чудесною способностью превращений; изображая бегство удалого добра молодца от неустанно преследующего Горя, она живописует следующую поэтическую картину:
В одном из многих вариантов сказки о двух братьях, счастливом и бессчастном, Доля является в образе мыши, что стоит в несомненной связи с представлением души-эльфа (= пената, оберегающего семейное счастие и богатство) этим шаловливым зверьком. Почти у всех индоевропейских народов сохраняется предание о Ветре, который за развеянную им у бедного крестьянина муку дарит ему желанные (= счастливые) вещи, wunschdingen; те же самые диковинки получает сказочный герой и от своей Доли. Жило-было два брата: старший – богатый да злой, меньшой – работящий, добрый да бедный. Что ни делал бедняк, все ему не удавалось. Вот он вздумал и пошел искать свою Долю; долго ли, коротко ли – нашел ее в поле: лежит себе Доля, прохлаждается! Стал ее бить плетью, а сам приговаривает: «Ах ты, Доля ленивая! У других людей Доли ночь не спят, все для своих хозяев труждаются; а ты и днем ничего не делаешь. По твоей милости мне скоро и с женой и с детками с голоду умирать придется!» – «Полно, перестань драться! – отвечает ему Доля. – Вот тебе лубочный кузовок – только раскрой, будет что и попить, и поесть тебе». Мужик пришел домой, раскрыл кузовок, а там – чего только душа желает! Старший брат прослышал про то, пришел и отнял у него диковинку силою. Отправился бедняк опять к Доле; она ему дала золотой кузовок. Вышел он на дорогу, не стал долго раздумывать – тотчас же открыл золотой кузовок: как выскочат оттуда молодцы с дубинками и давай его бить! Больно прибили и спрятались в кузов. «Ну, – думает мужик, – этот кузовок не накормит, не напоит, а больше здоровья отымет! Не хочу его и брать-то с собою!» Бросил золотой кузов на землю и пустился в путь; прошел с версту, оглянулся назад, а кузов у него за плечами висит. Испугался мужик, сбросил его долой и побежал во всю прыть; бежит, ажио задыхается! Оглянулся назад – а кузов опять за плечами… Нечего делать, принес его домой. Старший брат польстился на золотой кузовок, пришел меняться. «Я тебе, – говорит, – дам лубочный кузовок, а ты подавай сюда золотой». Поменялся, да потом долго-долго помнил эту неудачную мену. Первый кузовок соответствует скатерти-самобранке, а второй – кнуту-самобою (метафоры дождевой тучи, поящей и насыщающей мать сыру землю, и Перуновой плети = молнии). Эти диковинки, принадлежащие богу ветров и бурных гроз, в настоящем рассказе принимаются в значении тех даров счастия, какими наделяют смертных вещие девы судьбы. В одной из лубочных сказок невидимка-Кручина (= Горе), выскочив из-за печки, отымает у бедного старика последнюю краюху хлеба, а потом дарит ему утку, несущую золотые яйца; в новогреческой же редакции этого сказочного предания несущую золото птицу дает Счастие (= Доля), которому бедняк, ожесточенный жизненными неудачами, вцепился в волоса. Возвращаемся к злыдням; в народной сказке, записанной г. Максимовичем, они играют ту же роль, что и Горе. Было два брата: убогий и богатый. Убогий наловил рыбы и понес на поклон богатому в день его имянин. «Славная рыба! – сказал тот, – спасибо, брат, спасибо!» – и только; не дал ничего ему на бедность и даже к себе не позвал. Сгрустнулось убогому, повесил он голову и пошел со двора. На дороге повстречался ему старичок: «Что ты, детинушка, такой невеселый?» Бедняк рассказал свое горе. «Что ж, – сказал старик, – спасибо – дело великое! Продай мне его». – «Как же продать-то его? Бери, пожалуй, даром!» – «Так спасибо мое!» – молвил старик, сунул ему мошну в руки – и с глаз пропал. Мужик посмотрел – полна мошна золота, радехонек воротился к жене, купил себе новый дом и живо перебрался на новоселье, а старую избушку запер, заколотил наглухо. Как-то разговорился он с женою про свое прежнее убожество. «Неладно, Иван, – говорит баба, – что мы покинули в старой избушке свои жернова; ведь они нас кормили при бедности, а теперь как ненадобны стали – мы и забыли про них!» – «Правда твоя!» – отвечал Иван и поехал за жерновами. Приехал – покинутое жилье полынью поросло, и слышатся ему голоса из ветхой избушки: «Злодей Иван! Стал богат – нас покинул, запер тут на долгую муку». – «Да вы кто такие? – спрашивает Иван. – Я вас совсем не знаю». – «Не знаешь! Видно, забыл нашу верную службу: мы твои злыдни!» – «Бог с вами! Мне вас не надо!» – «Нет, уж мы от тебя не отстанем!» – «Постойте же» – думает Иван и говорит вслух: «Хорошо, я возьму вас, только с тем уговором, чтобы вы донесли жернова на своих плечах». Припутал к ним тяжелые жернова и заставил идти впереди себя. Надо было переходить через глубокую реку по мосту; мужик собрался с силою, да как толкнет – и пошли злыдни как ключ ко дну. Окончание этой сказки – то же самое, что и вышеприведенной про Горе горемычное. Подобное же предание рассказывается в Германии о кобольдах: жили по соседству два хозяина, и так как домовые карлики не давали им покоя, то решились наконец покинуть свои избы и перебраться на новоселье. Когда вся утварь была вынесена, вышли из ворот две служанки, с вениками на плечах. «Куда ты?» – спросила одна другую, и в ту же минуту множество тонких голосков отвечало с верхушек веников: «Мы перебираемся!» Испуганные служанки побросали веники в пруд и затопили их поглубже; с тех пор в домах водворилось спокойствие, а в пруду подохла вся рыба, и нередко слышались оттуда тонкие голоса: «Мы перебрались!»