В другом стихе читаем:
Сербская пословица «Ко се држи правице, тaj не музе кравице»[342] намекает на тот же грех. Приведенные свидетельства духовных песен весьма знаменательны; сопоставление рядом отнятия у коров молока, а у хлеба спорыньи звучит как отголосок глубокой старины, которая под молоком разумела плодородящие дожди. Выдаивать молоко = то же, что похищать росу и дождь или отымать у хлеба спорынью, производить неурожаи и голод. Такое действие необходимо должно было казаться самым страшным грехом. Закликая корову, ведьма (по указанию стиха) доит ее, выливает молоко наземь и забивает в то место осиновый кол, с которым связывается идея омертвения[343]: как засыхает срубленная осина, так у коровы должно иссохнуть вымя. У всех индоевропейских народов град, бури, холода и засухи, действием которых истребляются зеленеющие и созревающие нивы, приписывались колдовству. Греческие эвмениды (название, объясняемое в старинных немецких глоссариях словом hâzasa = hexe) уничтожали своею слюною (= дождевыми ливнями) и градом жатвы и овощи. В XII таблицах определено наказание тому, «qui fruges excantassit» или «alienam segetem pellexerit» (кто околдовывал плоды и творил заклятие на чужую ниву). Агобард, лионский епископ первой половины IX века, записал следующее любопытное предание: «Plerosque autem vidimus et audivimus tanta dementia obrutos, tanta stultitia alienatos, ut credant et dicant quandam esse regionem quae dicatur Magonia, ex qua naves veniant in nubibus, in quibus fruges, quae grandinibus decidunt et tempestatibus pereunt, vehantur in eandem regionem, ipsis videlicet nautis aereis dantibus pretia tempestiariis et accipientibus frumenta vel ceteras fruges»[344]. По свидетельству буллы Иннокентия VIII, множество людей обоего пола не боялись вступать в договоры с адскими духами и посредством колдовства делали неплодными брачные союзы, губили детей и молодой скот, истребляли хлеб на нивах, виноград и древесные плоды в садах и траву на пастбищах. В 1488 году, когда буря опустошила окрестности Констанца на четыре мили вокруг, две женщины, признанные виновницами такого бедствия, были осуждены и преданы смерти. И германцы, и славяне обвиняли ведьм в похищении благоприятной погоды, дождей, изобилия и в наслании болезней, скотского падежа и мора, всегда сопровождавших голодные годы; с этим согласно и старинное убеждение, что затмения, обыкновенно производимые ведунами и ведьмами, бывают «к гладу и мору». На Украине до сих пор верят, что ведьмы задерживают дождь, низводят град и посылают неурожаи. На всем пространстве, какое ведьма в состоянии обнять своим взором, она может и произвести голод, и отнять у коров молоко[345]: сближение многознаменательное! По мнению болгар, ведьмы похищают урожай с чужих нив и передают его своим любимцам; поэтому крестьяне выходят весною на поля и произносят заклятие: «Вражья душа! Бегай от нас». Русские поселяне также убеждены, что колдуньи скрывают у себя большие запасы хлеба[346]. В Германии рассказывают, что ведьмы катаются голые по нивам, засеянным льном и житом, что они не только умеют вредить посевам, но и могут присваивать себе плоды чужих трудов, скрадывая с соседних полей зерновой хлеб или овощи и наполняя ими свои закрома: поверье, известное уже римлянам. Так, идучи виноградниками, ведьма потрясает шесты, около которых вьются виноградные лозы, и тотчас же зрелые гроздия переносятся с чужого участка на ее собственный. Один старый колдун дал своей внучке палку, которую она должна была воткнуть на указанном месте посреди нивы; настигнутая на дороге дождем, девочка остановилась под ветвистым дубом и воткнула возле него палку. Когда она воротилась домой, то нашла на полях деда густые кучи дубовых листьев. В темные ночи колдун раздевается догола, привязывает к ноге серп и, творя заклятия, направляет путь через нивы своих соседей; вслед за тем на этих нивах не остается ни единого полного колоса; все зерно, какое только уродилось, попадает в закрома и овины заклинателя. Старинная метафора, уподобившая молнии острым зубам мышей, придала этим зверькам мифическое значение. Аполлон, с лука которого слетали убийственные стрелы заразы, в гневе своем творил все истребляющих мышей (Apollo Smintheus – I, 399); немецкая клятва «Dass dich das mäuschen beisse!» употребляется в том же смысле, как славянская: «Бодай тя ясна стрела ранила!» или «Пусть тебе Перун покажет свои зубы!». Параличный удар, наносимый по древнему воззрению карающей рукою бога-громовника, у чехов называется myš (нем. hexenschuss). Поэтические сказания о небесных мышах, являющихся во время бурных, опустошительных гроз, впоследствии были перенесены на обыкновенных полевых мышей, которые нередко целыми стаями нападают на хлебные поля, скирды и житницы и поедают зерно. Чрезмерное размножение полевых мышей народная фантазия приписала злому влиянию колдовства. Ведуны и ведьмы нарочно разводят их и напускают в дома и нивы, почему немцы и называют ведуна mausschlägel, а ведьму – mausschlägerin; старинные ведовские процессы упоминают название mäusemacher (müsemaker) и сообщают поверье, будто ведьма, кипятя волшебные травы, причитывает: «Maus, maus, heraus ins teufels namen!» – и в силу ее заклятия мыши выпрыгивают из горшка одна за другою. Рассказывают еще, что ведьма свертывает платок наподобие мыши и восклицает: «Lauf hin und komm wieder zu mir!» – и тотчас же от нее убегает живая мышь. По свидетельству нидерландской саги, чародейке стоит только подбросить несколько глыб земли, чтобы в то же мгновение все поле закопошилось мышами. Чехи считают мышь созданием черта. При начале мира, когда выросла и созрела первая жатва, черт сотворил этого хищного зверька и приказал ему истребить весь хлеб; а Бог, чтобы разрушить дьявольские козни, тогда же сотворил кошку. В чешской хронике по поводу многочисленных мышей, явившихся в 1380 году, замечено, что современники думали, будто мыши эти зародились от грозы («Že by ty myši se zrodily z povětři porušenéhe»). И доныне у чехов сохраняются следующие любопытные поверья: полевые мыши ниспадают при начале весны с месяца (= с неба) или зарождаются от дождя, выпадающего на Петров день; если на Троицын день идет дождь, то в продолжение лета будет много мышей; полевые мыши изъедают у коров вымя, т. е. высасывают молоко-дождь; когда они появляются в большом числе – это предвещает голод и болезни; свист, звон, барабанный бой, удары молотильного цепа и крик черного петуха (словом, все, что на поэтическом языке служит обозначением грозовых звуков) признаются за те спасительные средства, которыми можно разогнать крыс и мышей; чтобы избавиться от этих хищников, крестьяне обкуривают свои дворы козлиною бородою, что стоит в несомненной связи с древнеязыческим посвящением козла богу-громовнику. Кроме плодов земных, ведьмы могут скрадывать и другие припасы, необходимые для благосостояния человека; так, они уносят мед из ульев, загоняют к себе рыбу и забирают птиц и зверей, за которыми ходят на промысел охотники. Скрадывание меда объясняется уподоблением дождя медовому напитку, а захват рыбы, птиц и лесного зверя – мифическими представлениями грозы рыбною ловлею и дикою охотою. Между малорусами ходит такой рассказ: жили-были три брата, занимались рыболовством и звериной охотою; и на лове, и на охоте братья не знали неудачи: закинут ли сети – а они уж полнехоньки рыбою, возьмутся ли за ружья – зайцы сами бегут на выстрелы. Дело в том, что мать у них была ведьма. Раз братья решились ее испытать; взяли тенета и ружья, пошли за зайцами, а матери сказали, что идут ловить рыбу. Что же? Раскинули тенета – и вместо зайцев полезли в них окуни, караси да щуки! Еще от XI века донеслись до нас интересные летописные свидетельства о подобных обвинениях, взводимых на тех женщин, в которых подозревали ведьм. В 1024 году, говорит летописец, восстали в Суздале волхвы, «избиваху старую чадь, по дьяволю наученью и бесованью, глаголюще, яко си держать гобино. Бе мятеж велик и голод по всей той стране. Слышав же Ярослав… изымав волхвы, расточи, а другыя показни, и рек сице: Бог наводить по грехом на куюждо землю гладом, или мором, или ведром (засухою?), ли иною казнью, а человек не весть ничтоже». Под 1071 годом находим следующее известие: «Бывши бо единою скудости в Ростовстей области, всташа два волхва от Ярославля, глаголюща, яко ве свеве (мы ведаем) – кто обилье держит. И поидоста по Волзе; кде придут в погост, ту же нарицаху лучшие (добрые) жены, глаголюща, яко си жито держать, а си мед, а си рыбы, а си скору
344
Перевод: «Мы видели и слышали многих одержимых таким безумием, такою глупостью, что веруют и утверждают, будто есть некая страна, именуемая Магония, из которой приходят на облаках корабли; воздушные пловцы забирают зерновой хлеб и другие плоды, побитые градом и вихрями, уплачивают за них чародеям, вызывающим бури, и увозят в свое царство».